Герман, или Божий человек. Владимир Колганов

фамилиями. И когда я после Школы-студии МХАТ пришел в театр, все обрадовались. Снова во МХАТе – фамилия Баталов».

      Нет сомнений, что благотворное влияние на Алексея Баталова оказало и близкое знакомство с поэтессой Анной Ахматовой. Приезжая в Москву, Анна Андреевна непременно останавливалась в квартире отчима Баталова на Большой Ордынке. В свою очередь Алексей Владимирович, снимаясь в фильмах Хейфица на «Ленфильме», жил у нее. Но первая их встреча произошла еще в то время, когда семья квартировала в доме номер 5 по Нащокинскому переулку:

      «Когда мама вышла замуж за Ардова Виктора Ефимовича, я попал в первый писательский дом, который был построен недалеко от храма Христа Спасителя. У нас квартира была на первом этаже и, если окошечко откроешь, сразу начиналась земля. Это было очень удобно – меня родители выставляли через окно на улицу, и там я играл с пасынком какого-то приходившего к нам в гости дяди. Этим дядей оказался Булгаков. Сверху над нами жил Мандельштам, приходил и рассказывал сказки Юрий Олеша. Там же я впервые увидел Анну Андреевну Ахматову».

      А между тем и Юрий Герман был хорошо знаком с Ахматовой – Анна Андреевна на лето снимала дачу в том же Комарове, где жили многие писатели. Литературовед Георгий Макагоненко описывает в своих воспоминаниях эпизод, участниками которого были Ольга Берггольц, Евгений Шварц и Юрий Герман. Это случилось в дождливый октябрьский день, когда Анна Андреевна пришла в дом Ардовых вымокшая до нитки, в насквозь промокших туфлях:

      «Я усадил ее на стул и принялся снимать набухшие водой, летние, не приспособленные к октябрьским лужам башмаки. Позвал Ольгу Федоровну. Мгновенно оценив обстановку, она приказала:

      – Принеси из ванной полотенце, из шкафа мои шерстяные чулки и уходи.

      В дверях стоял Герман. На лице его судорожно бегали желваки. Я увел его в столовую. Не видевший того, что было в прихожей, Шварц обо всем догадался, проследив взглядом за мной, бежавшим с шерстяными чулками в руках. Минут через десять в столовую во шли Анна Андреевна и Ольга Федоровна. Анна Андреевна спокойно поздоровалась. Глаза присутствующих невольно устремились на ее ноги. Анна Андреевна стояла в теплых чулках – туфли Ольги Федоровны не подошли. Подвинув стул к камину, она села, сказав:

      – Я погреюсь.

      Странное впечатление производила ее фигура. У камина сидела уже немолодая, седая, бедно одетая женщина, без туфель, придвинув к огню озябшие на уличной стуже ноги. И в то же время во всей ее осанке, в гордо откинутой голове, в строгих чертах ее лица – все в ней было величественно и просто. Я уже знал, что при определении ее осанки часто употребляется эпитет – королевская, царственная. Этот эпитет, пожалуй, наиболее подходил и сейчас к озябшей женщине, сидевшей у камина. Бедность только подчеркивала ее достойную величавость…

      Герман разлил коньяк, подал Анне Андреевне рюмку и провозгласил:

      – За нашу Анну Андреевну, за нашу королеву-бродягу! – и поцеловал