Перуновы дети. Валентин Гнатюк

Так что старославянский язык – моя стихия! – гордо заключил Юрий Петрович.

      – Очень хорошо! – обрадовался Али. – Давайте-ка прочтём здесь…

      – Млеко… вода… русе…

      – Ну, что теперь скажете? – лукаво прищурился художник.

      – Действительно, похоже на славянский, – ошарашенно развёл руками Миролюбов.

      – Мне кое-что удалось разобрать, – продолжал Али, – самую малость. Недостаёт знаний и времени. Помнится, вы говорили, что работаете в химлаборатории, не посоветуете ли, как можно укрепить дощечки, а то к ним лишний раз притронуться боязно.

      – Конечно-конечно, – поспешно заверил Миролюбов. – Я могу не только посоветовать, но и сам это сделать.

      – Отлично! – обрадовался Изенбек. Я вам заплачу за работу. К тому же вы литератор, знаток церковно-славянского языка, можем попробовать разбирать тексты вместе…

      – Древние славянские письмена, может ли это быть? – продолжал изумляться Юрий Петрович, разглядывая дощечки. – Такие странные буквы, и слова не разделены…

      – Буквы порой напоминают греческое начертание, порой раннюю кириллицу, – делился наблюдениями художник, – но манера такого «подвешенного» под линиями письма близка к древнеиндийскому письму – санскриту. Сплошняком же, то есть слитным текстом, писали, как я выяснил, древние этруски. Пришлось покопаться в библиотеках…

      – Но могли ли доски сохраняться столь долгое время? Несколько сотен лет, а может, и всю тысячу? – опять засомневался Миролюбов.

      – Вы знаете, в Туркестане наша археологическая экспедиция находила лоскуты материи, разные изделия, в том числе и деревянные, многотысячелетней давности. Конечно, там сушь, пески. Но если дощечки хранились в сухом месте и дерево было специально подготовлено, то вполне возможно. При раскопках курганов иногда тоже находят древнее дерево…

      Так началась их работа над «дощьками», как между собой они стали называть деревянные дощечки, вычитав однажды в тексте их подлинное древнее обозначение.

      Трудно и медленно приоткрывалась завеса времени, будто заржавевшая дверь, за которой вставало неведомое: обычаи, быт и жизнь пращуров, их древняя мудрость и потрясающая космическая философия. Это увлекало, будоражило и захватывало целиком! Сколько долгих вечеров они просидели с Изенбеком, греясь в холодное время у крохотной печки, где так уютно трещало пламя. И если долго смотреть на танцующие блики, то в первородной чистоте огня начинали возникать удивительные картины из «дощек»: неясные тени, бородатые лица, сверкание булатных клинков. А иногда при чтении текстов воображение рисовало полноценные образы и целые куски событий, словно проступавшие из древних времён.

      Так, однажды Юрий Петрович увидел заросшую разнотравьем поляну в лесу, окружённую деревянными идолами, и двух мужей: старика и отрока. Миролюбову даже почудилось, будто он услышал, как зелёные языки листьев лопотали о чём-то на самых верхушках деревьев.

      Глава четвёртая

      Карл