Черная-черная простыня. Дмитрий Емец

евочка! Я, Скелет-Душитель, приду за тобой!»

      Зиночка испугалась и стала думать, что ей делать. Думала-думала и придумала. Разбила копилку, купила в магазине десять пачек пластилина и слепила из них большую куклу. Эту куклу она положила под одеяло, а сама взяла большой рупор и спряталась.

      Ночью она услышала шорох. Со всех сторон в комнату сползались кости, пока, наконец, не собрался огромный скелет. Скелет подкрался к кровати и, дождавшись, пока прирастет та самая первая косточка из кастрюли, прыгнул на пластилиновую куклу и стал ее душить.

      В этот миг девочка Зиночка закричала в рупор:

      «Я Смерть! Почему кости по земле, не спросившись у меня, бегают?»

      Скелет испугался и убежал с прилипшей к нему куклой. Больше он не приходил.

Правдивые истории про девочку Зиночку

1

      – Ты проспорил! – сказала, как отрубила, Анька Иванова.

      Филька Хитров, невысокий, юркий, похожий на встрепанного воробья семиклассник, удрученно вздохнул. Он понял это давно, но упорно не хотел соглашаться. И дернул его черт за язык! Но признавать свое поражение он не желал, и на то у него была очень веская причина.

      – Ничего подобного, – заупрямился он. – Ты сказала, что районку раньше второго не дадут. А я сказал, что дадут, потому что...

      – Хитров! Стоп! – Анька повысила голос.

      – Чего «стоп»?

      – На каком уроке она была?

      – Ну, на втором... Но первого-то вообще не было... А значит, второй и был первый... То есть в том смысле первый, что раз первого не было, то второй стал как бы первый...

      – Хитро-ов!!! Ты меня за дурочку не держи! Давай у Петьки спросим! Мокренко, на каком уроке была контрольная: на первом или на втором?

      Сразу две пары глаз – серые Анькины и голубые хитровские – настойчиво уставились на толстяка Петьку. Мокренко неуютно заерзал на подоконнике и едва не подавился трехслойным бутербродом, которым в данный конкретный момент подпитывал свои силы.

      – Ну... э-э... – замялся он, виновато косясь на Фильку. – Вообще-то, если честно, она была на втором.

      Анька издала торжествующий вопль.

      – Вот видишь!

      – Эх ты, а я-то думал, ты мне друг, – сказал Филька, с ледяным презрением глядя на Мокренко.

      Однако круглая Петькина физиономия, обсыпанная по подбородку мелкими крошками, выражала: «Хитров, ты мне друг, но истина дороже!»

      – А что я такого сказал? Только то, что урок-то был второй, – пробурчал Петька.

      Приняв решение, Филька твердо посмотрел на Иванову. В седьмом «А» она была известна как первейшая спорщица. Так, с литератором она спорила, что он не знает, как звали бабушку Пушкина, а с математичкой – что та не помнит числа «пи» до седьмого знака включительно. После десятка подобных споров учителя стали вздрагивать при любом звуке Анькиного голоса и смотрели на ее парту так, будто на ней лежал чемодан с тротилом, а сама Иванова держала в руках взрыватель. Но теперь дело было даже не в этом. Дело было в принципе: сможет он или нет.

      – Хорошо. Я проспорил, и я это сделаю, – сказал Хитров.

      Анька Иванова, готовившаяся к новому натиску, от неожиданности осеклась. Кажется, она и сама не принимала этого спора всерьез.

      – Сделаешь? – недоверчиво спросила она.

      – Да. Сегодня же ночью я пойду на кладбище и принесу то первое, что мне попадется. Мы же на это спорили?

      – Да, на это, – подтвердила Иванова.

      С той самой минуты, когда она поняла, что Филька не шутит, в ее голосе уже не было торжества.

      – Седьмой «А»! Где вы там? На урок! – крикнула, проходя мимо, седовласая, с высокой прической учительница.

      «Кладбище! Неужели я в самом деле туда потащусь?» – с ужасом подумал Хитров.

2

      Поздним вечером, когда родители улеглись спать, Филька незаметно выскользнул из дому и выкатил из гаража велосипед. При этом машина деда предупреждающе вякнула и моргнула фарами. Хитров опасливо покосился на свои окна.

      «Ишь! Заложить меня хочет! Но теперь отступать поздно», – подумал он, поспешно захлопывая гараж.

      Было сыро. Шины велосипеда глубоко отпечатывались на влажной земле. Когда Филька проезжал через лужицы, под колесами трескался лед. Бр-р! И противное же это время – конец октября.

      Обогнув гаражи и детский сад, Филька нырнул в переулок, срезал дворами и, выехав на шоссе, направился в сторону парка. Автомобилей почти не было. Один только раз мимо, мерцая сиреной, пролетела белая, с красной полосой, машина «Скорой помощи». Мелькнуло желтоватое, склоненное к рулю лицо водителя, похожее на лицо живого мертвеца, а врач в халате, чуть повернув голову, погрозил Фильке пальцем. Обогнав велосипед, автомобиль с гулом скрылся за поворотом. Встреча со «Скорой» показалась подростку недобрым знаком.

      «И угораздило меня поспорить с Ивановой! Ее переспорить – все равно что тапкой танк раздавить», – подумал он.

      Однако Филька отлично понимал: истинная причина того,