Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза. Антон Носик

это слово “пизда” – и вздрогнул.

      Не хочу оскорблять непристойностью честных людей!

      Только слова другого не дал ведь Господь нам,

      Да и это священно. Оно веселей,

      Чем “ваджайна”, что сумрачно дышит санскритом…

      Но пизда родилась ведь из птичьего крика

      И из звона мочи по древесной коре,

      Так из пены и крови взошла Афродита:

      Родилась и зажмурилась на солёной, кипрейской заре.

      В этом слове есть бездна, и мзда, и, конечно же, “да”,

      И падение шарика с башни Пизанской,

      В этом слове как будто идут поезда

      И курчавится Пушкин в дохе партизанской.

      Всё равно это слово звучит как-то жёстко,

      Недостаточно нежно и влажно… Ну что ж,

      Наш язык не старик, он пока что подросток,

      И он новое слово когда-нибудь нам принесёт.

      Это будет огромнейший праздник. На улицах русских

      Будут флаги, салюты и радостный крик.

      Для того, чтоб ласкать наших девушек узких,

      Да, для этого дан нам наш русский язык!

      А девчонкам он дан, чтоб лизать белый мёд,

      Чтобы вспенивать нежные страсти,

      Чтобы истиной тайной наполненный рот

      Снова пел, лепетал и лечил от напасти.

      А кино на экране стрекочет, как бабочка,

      О стекло наших душ ударяясь и длясь.

      И тени смеются, танцуют и падают.

      И тени теней убегают, двоясь.

      Два солнца над нашей безмолвной планетой

      Два солнца, и мы их лучами согреты,

      Согреты, согреты как пальчики Греты

      Как летние воды прогулочной Леты…

      Девочки и девушки омывали собой нашу жизнь, как платиновый дождь омывает ноги Данаи. И всё же, сделавшись медиком, Антон решил посвятить свой профессиональный интерес мужскому половому органу. Он стал урологом. Это всех изумило, как и само решение Антона Борисовича пойти в медицину. С раннего детства было ясно, что Антоша – прирождённый журналист или писатель. И вдруг такой кульбит! Но Антон любил изумлять. Он постоянно шутил – но хотелось ему чего-то нешуточного; а что может быть серьёзнее медицины? Ему пришлось совершить немалое насилие над собой, чтобы свернуть на этот путь, на котором он, в результате, не слишком задержался. В начале учёбы в медицинском институте он представлял собой зеленоватого юношу, которого постоянно тошнило. И всё же мир телесных тайн манил его.

      На втором или третьем курсе Антон, от которого все мы привыкли слышать постоянные витиеватые речи, вдруг замолчал. Это совпало с его женитьбой. Незаконнорождённый сын австрийского канцлера вдруг сделался женатым человеком – молчаливо курящим трубку, поразительно солидным, non-stop одетым в строгий серый костюм-тройку, при галстуке. Прошло года два, прежде чем он снова разговорился, – одновременно отказавшись от жены, костюма и галстука.

      В 1989 году – новый резкий поворот. В тот год у Кабакова была большая выставка в Израиле, он приехал туда с Викой и Антоном.