Ночи северного мая. Галия Мавлютова

и с большим уважением отношусь к его выбору. Все персонажи выдуманы мной, они продукт моего воображения. Прошу не искать аналогий и совпадений. Это тяжёлый труд искательства самого себя во имя высшей цели.

      Часть первая

      Воздуха не хватало. В комнате вдруг стало нестерпимо душно, несмотря на открытое окно. «Сейчас задохнусь», – подумал Сергей и потрогал узел галстука. Нормальный узел. Не впивается в шею, не душит. Он торопливо опустил руку. Излишняя нервозность всегда бросается в глаза окружающим. Нужно быть осторожнее. А как хорошо всё начиналось! Но произошло что-то непонятное и откуда-то появился страх. Сергей никогда и ничего не боялся, но сейчас над верхней губой неровно забилась жилка. Она больно и яростно дёргалась, словно хотела пробиться наружу. Сергей положил на неё палец, чтобы успокоить, но быстро отдёрнул. Кожа на лице была горячей, как кипяток, при этом внутри всё заледенело. Лёд и жар окутали Сергея плотным коконом. Откуда появился этот страх, леденящий и сжигающий душу одновременно? Сергей с трудом переносил людей, часто они казались ему призраками, но, хоть и с большим трудом, он научился справляться с житейскими проблемами. Люди ничего не замечали. И ровно до этой минуты всё было нормально. Если не прислушиваться к себе, не копаться во внутренностях, разбирая их острым скальпелем, то кажется, что жизнь течёт нормально.

      В свои двадцать шесть Сергей Москвин повидал много всякого, многое и пережил, что другим и не снилось. Окружающие чувствовали его внутреннее напряжение, стараясь не заговаривать с ним, обычно обходились короткими разговорами, обрывочными фразами, лающими приветствиями. Москвина устраивал такой расклад. Жилка на губе упрямо колотилась, словно уже вырвалась на свободу, выплясывая бешеный танец. Казалось, она бьётся во всё лицо, разрывая его изнутри на части, хотя он знал, что это не так. Однажды он провёл у зеркала несколько часов, пытаясь понять природу недомогания. Эксперимент закончился неудачно. Сергей так и не понял причину возникновения невралгии, но для себя уяснил, что окружающие не видят, что творится внутри него. Несмотря на внешнее спокойствие, волнение нарастало. Требовалось найти источник раздражения. В комнате было шумно, но чей-то голос, доносившийся из-за стола, заглушал шум, выделяясь из оглушительного калейдоскопа звуков. В нём было что-то удивительно трогательное. Сергей чувствовал, как чужой голос обволакивает его, приводя в непонятное возбуждение. Казалось, он проникает внутрь Сергея и приводит в движение все сто тысяч нервных окончаний. Организм Москвина вибрировал, как заведённый. Сергей невольно прислушался.

      – Жизнь мне неинтересна. Я ведь не боюсь смерти! И мне не страшно умереть. Я чувствую, что прожил уже сто жизней. Мне скучно на этом свете. Ужасно скучно!

      Красивый юноша с нимбом светлых волос, с ровной и чистой кожей, опрятный, высокий, заметный – высился над всеми, словно приехал из дальних стран, да так и остался в чужом городе, выдавая себя за своего, но при этом оставаясь чужеземцем.

      – А потом, после смерти, произойдёт самое главное. Я хочу, чтобы на мою могилу прилетал голубь! Каждый день. И это будет удивительная птица, белый, чистый, светлый голубь! Я буду ждать его каждую секунду, здороваться с ним, разговаривать. Красиво же, правда, ребята?

      Сергей вздрогнул. Его прямой душе претил высокопарный тон. Глупости всё это. Какой голубь? Какая могила? Зачем умирать, когда впереди большие и разумные цели? Этот паренёк совсем больной. И вид у него не от мира сего. Залётный фраер какой-то. С юга, наверное. Сергей потёр пальцем щёку, пытаясь унять дрожь. Страх уже прошёл. Внутри было спокойно. Сергей больше не боялся пришельца из чужого мира. Мало ли в городе чужаков? Ленинград – город приезжих. Уже третье столетие сюда съезжается всякий сброд.

      – А мне посылку прислали! И я больше не голодаю!

      Проникновенный голос то звенел переливчатыми нотами, то снижался до полушёпота, неуловимые вибрации скользили по воздуху, достигая ушей, затем ещё долго звучали певучими отголосками в комнате с высокими потолками.

      – Влад, а откуда ты приехал? Кто это тебя посылками балует? – крикнул кто-то, и красивый паренёк завертелся, отыскивая взглядом, кому ответить.

      – А из Белоруссии! – с вызовом бросил он. – Сала прислали, картошки. Мамка постаралась. Большую посылку собрала в этот раз.

      Влад порозовел от смущения, словно признался в чём-то личном, что принято скрывать от людей.

      – А-а! – с уважением взвизгнули за столом. – А-а-а-а, хорошая у тебя мамка! Вот оно что, Владлен! Ты нам ещё что-нибудь расскажи, что-нибудь эдакое, чтоб за душу взяло, а мы послушаем. Ну, там, про могилки и голубей. Про царство мёртвых.

      Наступила тишина, как перед грозой. Присутствующие ждали чего-то мрачного, связанного со смертью и ожиданием загробного мира. Сергей дёрнул щекой и понял, что невралгия окончательно утихла, а раздражение прошло. Паренёк совсем пустой. Красивая оболочка, радостный голосок, а внутри зияет пустота.

      – А я потом расскажу, потом, – заворковал Владлен, взмётывая копной волос. Он был похож на жеребёнка, такой же голенастый, с ломаными, но изящными линиями, весь в изломах. Наверное, такими и бывают жеребята. В каждом