Изгой. Продолжение следует. Михаил Челиста

ет из перевёрнутого сосуда на землю, я вываливаюсь в действительность.

      Ощущение себя приходит разом – ломит тело, сразу всё. Ломота переходящая в боль. А до кучи, выделяясь в отдельную точку, дико жжёт в груди, ближе к правому плечу.

      Тут же возникает желание встать и походить, чтобы как-то попытаться всё это унять. А лучше в лужу какую-нибудь сигануть и чтоб со льдом, и прямо туда, без оглядки…

      Руки и ноги тяжеленные – не пошевелить, только пальцами и то с горем пополам. А само тело будто под прессом, да и глаза – как свинцом залиты. А вот выдохнуть и услышать самого себя, удаётся:

      – Мэ-ах! – непроизвольно ловлю себя на том, что я ещё жив.

      Жив? Что происходит?.. Уже ничего не происходит. Всё уже произошло. Аж внутренне содрогаюсь от, всплывшей в памяти, чёткой картинки… Но, как бы там ни было, а у них не получилось и я остался по эту сторону…

      – Ну наконец-то.

      Этот голос подстёгивает, окончательно возвращая к жизни и в одно мгновение восстанавливая её значение. Я с усилием открываю глаза.

      Дашка! – моментальные чувства радости и счастья. Эмоции просто зашкаливают и перекрывая боль, требуют выхода. Все ресурсы организма – на полную! Дашка, я хочу тебя обнять! – то ли сказал, то ли только хочу сказать.

      Она же берёт моё лицо руками и наклонившись, быстро и несколько раз меня целует. Отстраняется:

      – Господи. – ещё раз целует. – Не двигайся. Я никуда не денусь.

      По её щеке, оставляя прозрачную дорожку, сбегает слезинка. Даша тут же смахивает её ладошкой и плотно сжимает предательски подрагивающие губы. Опять приближает лицо и пытаясь придать ему деловой вид, чуть хмурит брови.

      Пальцами раздвигает мои и без того открытые веки, и внимательно смотрит сначала в один, а потом и во второй глаз.

      – Даша… – понимаю, что еле шепчу.

      Даша прикладывает свою ладошку к моим губам:

      – Помолчи. Болит?

      В ответ пытаюсь кивнуть и прикрываю глаза. Даша спохватывается:

      – Сейчас. Потерпи.

      Отворачивается вполоборота и возвращается, уже держа в руках шприц и вату – знакомый запах медицинского спирта. Приподнимает край простыни и протерев маленький участок на моём бедре, быстро и легко делает укол.

      Прижимает ранку ваткой и бросает на меня обеспокоенный взгляд – с губами она так до конца и не справилась, они чуть-чуть подрагивают:

      – Сейчас легче будет. – да и глаза с грустью, под синью. – На тебе и вправду, всё заживает… быстро. Но всё равно, лучше помолчи.

      Смотрит на щёку и, осторожно прикоснувшись к ней кончиками пальцев, переводит взгляд на шею, ближе к уху. Хмыкнув, с досадой покачивает головой и переводит взгляд мне на грудь:

      – Шрамы останутся. – плотно сжимает вновь вздрогнувшие губы и отводит глаза в сторону.

      И до меня наконец-то доходит, что тени под её глазами, её покрасневший нос, растрёпанные волосы, близкие слёзы совсем не от радостных эмоций – со мной всё очень не очень. И мне дураку давно пора загнать свои болячки куда подальше, чтобы мозги не клинили и срочно что-нибудь придумать, чтобы хоть как-то притянуть свой вид к нормальными представлениям этой жизни. Ну… Что-нибудь, типа…

      Даша шмыгает носом, склоняет голову к плечу и улыбнувшись, смотрит с лёгкой грустью:

      – Ну и чего же ты придумаешь?

      И я шёпотом выдаю первое, что приходит на ум:

      – Дом… Аварийный дом, Даш… Я в него… попёрся и…

      Она, покачав головой, усмехается и берёт моё лицо в свои ладошки. Скрывая от моего взгляда тут же навернувшиеся слёзы, прикладывает губы к моему лбу:

      – Ох, Изоев, какой же ты… враль.

      – Да нет же… – но внезапно возникшая мысль, сродни удару палкой по мозгам. – Дашка…

      Даша отстраняется и глядя на меня влажными глазами, слегка кивает:

      – М-гм… Не ты, конечно, но… – коротко вздыхает и переводит взгляд немного выше. – Ещё не привыкла.

      Опять смотрит на меня и смущённо улыбнувшись, продолжает:

      – Иногда… до рвоты доходит. – прикладывает ладошку к горлу и непроизвольно сглатывает, будто это происходит прямо сейчас. – Желудок весь сжимается и к горлу. Ужас! И глаза сами зажмуриваются, ничего поделать не могу. – ладошками прикрывает, вдруг зардевшиеся щёки. – Привыкну ли? Не знаю, прям… А Люси уверенна… Хм. Смешно ей…

      Кукушка

      Она рожала только девочек.

      Вырастали красивыми. Очень! В этой красоте она ничего не исправляла, если только цвет волос, да и то только иногда, в остальном же ничего в ней не корректировала.

      Знаний привносила – полезных и на перспективу – лет до двадцати. Правда матерью была никакой, не пестовала их, хотя первое время и кормила только грудью, но… отняв от материнского молока, не воспитывала. «Кукушка», так она называла саму себя, но без каких-либо угрызений совести. Правда, семьи подбирались тщательно и, в редких случаях, с улучшением