Неизвестные записки врача. Викентий Вересаев

как-то вдруг мы прочли друг у друга в глазах одно и то же, враждебно переглянулись и быстро отвели взгляды в стороны.

      Было ли во мне какое-нибудь сладострастное чувство в то время, когда больная обнажалась на наших глазах. Было, но очень мало – главное, что было, – это страх его. Но потом, дома, воспоминание о происшедшем приняло тонкосладострастныи оттенок, и я с тайным удовольствием думал о том, что впереди предстоит еще много подобных случаев.

      И случаев, разумеется, было очень много. Особенно помнится мне одна больная, Анна Грачева, поразительно хорошенькая девушка лет восемнадцати. У нее был порок сердца с очень характерным предсистолическим шумом; профессор рекомендовал нам почаще выслушивать ее. Подойдешь к ней, – она послушно и спокойно скидывает рубашку и сидит на постели, обнаженная до пояса, пока мы один за другим выслушиваем ее. Я старался смотреть на нее глазами врача, но я не мог не видеть, что у нее красивые плечи и грудь, я не мог не видеть, что и товарищи мои что-то уж слишком интересуются предсистолическим шумом, и мне было стыдно этого. И именно потому, что я чувствовал нечистоту наших взглядов, мне особенно больно становилось за эту девушку, какая сила заставляет ее обнажаться перед нами? Пройдет ли для нее все это даром? И я старался прочесть на ее красивом, почти еще детском лице всю историю ее пребывания в нашей клинике, – как возмутилась она, когда впервые была принуждена предстать перед всеми нагою, и как ей пришлось примириться с этим, потому что дома нет средств лечиться, и как постепенно она привыкла.

      На амбулаторный прием нашего профессора-сифилидолога пришла молодая женщина с запискою от врача, который просил профессора определить, не сифилитического ли происхождения сыпь у больной.

      – Где у вас сыпь? – спросил профессор больную.

      – На руке.

      – Ну, это пустяки. Бывшие фурункулы. Еще где?

      – На груди, – запнувшись, ответила больная. – Но там совсем то же самое.

      – Покажите!

      – Да там то же самое, нечего показывать, – возразила больная, краснея.

      – Ну, а вы нам все-таки покажите; мы о-чень любопытны! – с юмористическою улыбкою произнес профессор.

      После долгого сопротивления больная наконец сняла кофточку.

      – Ну, это тоже пустяки, – сказал профессор. – Больше нигде нет? Скажите вашему доктору, что у вас нет ничего серьезного.

      Тем временем ассистент, оттянув у больной сзади рубашку, осмотрел ее спину.

      – Сергей Иванович, вот еще! – вполголоса произнес он.

      Профессор заглянул больной за рубашку.

      – А-а, это дело другое! – сказал он. – Разденьтесь совсем, – пойдите за ширмочку… Следующая!

      Больная медленно ушла за ширму. Профессор осмотрел несколько других больных.

      – Ну, а что та наша больная? Разделась она? – спросил он.

      Ассистент побежал за ширму. Больная стояла одетая и плакала. Он заставил ее раздеться до рубашки.