Легко (сборник). Сергей Малицкий

должно было произойти. Назревающее событие стояло в воздухе, предчувствие клубилось под потолком, но пока не открывалось. Я чувствовал это всем: и больной головой, и побаливающим еще синяком, и почему-то слегка дрожащими руками. В комнате прозвенел звонок. Это?

      – Кто это? – заорал я, вынырнув наполовину из ванной. – Верка, кто это?

      – Это был Пашка, – сказала Верка из-за двери, проходя на кухню. – Едет в Питер. Сейчас проезжает поворот на Новгород. Желает тебе скорейшего выздоровления.

      – Спасибо, – сказал я упругой водяной струе, бьющей меня из крана по подъему правой ноги. Нет. Не это.

      – Ты будешь пить кофе или нет? – закричала Верка из кухни.

      Я кое-как смыл с себя пену, завернулся в Вовкино бескрайнее полотенце и проник в Веркино царство. На столе дымились две чашечки кофе.

      – Что это тебя так понесло? Последнее мальчишество? – спросила меня Верка.

      – Далеко не последнее, – протянул я. – Вера, ты считаешь, что это кофе?

      – Я считаю, – сказала Верка, садясь напротив меня и подпирая подбородок маленькой волшебной рукой, – что тебе нужно завести ребенка.

      – Может быть, сначала завести женщину? – осторожно спросил я.

      – Женщину нельзя «завести», – объяснила мне Верка, – она или есть, или нет.

      – А откуда же возьмется ребенок? – не понял я.

      – Подбери другой глагол относительно женщины, горе-писатель, – посоветовала Верка.

      – Горе-писатель описывает горе, – сказал я. – Счастье-писатель – описывает счастье. Зло-писатель описывает зло. Писатель-повар пишет кулинарные книги. Вера, дай чего-нибудь поесть?

      – Изменяешь своим принципам? – засуетилась Верка. – Ты же ничего не ешь с утра?

      – Оказывается, ем, – ответил я, начиная расправляться с неестественно толстым импортным окорочком.

      – Ты ничего не забыл? – спросила Верка, ставя на стол бутылку водки и наливая в два стаканчика по капле. – Сегодня тот день.

      Я посмотрел на грустное Веркино лицо, на эти два стакана и не смог вспомнить.

      – Какой день? – спросил я у Верки.

      – А я-то думала, что в этом году ты начал его заранее отмечать, – сказала Верка, поигрывая стаканчиком в руке и заставляя водку переливаться изнутри с одной его грани на другую.

      – Так сегодня… – начал догадываться я.

      – Да, – сказала Верка, – сегодня день рождения Риты. И сегодня пятнадцать лет, как она исчезла.

      Сестра молча смотрела на меня. Смотрела с тем выражением, с каким смотрят на фотографии давно умерших родственников, боль утраты которых уже растворилась, и осталась только светлая печаль и отстоявшаяся нежность. Она смотрела на меня, а я сидел с непроглоченным куском курицы во рту и думал, что эта моя паршивая жизнь движется по спирали, и сегодня как раз тот день, когда я как никогда близок к давно прошедшему мгновению моей жизни, когда, придя вечером домой, не обнаружил ничего, кроме