Секретные доклады. Владимир Фёдорович Власов

му архив, секретный, у него остался,

      Что стало в продвиженье наставленьем, рукотворным.

      Всё загниванье при дворе с морали начиналось,

      Через постель богатство и влиянье получали

      Придворные, и это как обыденным считалось,

      В народе презирали их, и слухи распускали.

      От этого в народе всегда нравственность страдала,

      В делах своих обычных все равнялись на примеры,

      В царя, в правительство не было у народа веры,

      Страна стремительно свои устои разрушала.

      Там инциденты, непристойные, всем оглашались,

      Как назиданье, но всё это где происходило?!

      Там, где порядок должен быть, где все дела решились,

      Всему где задавался тон, всему было мерило.

      Когда царь жалует кого, растёт власть фаворитов,

      И незаметно власть в стране всей к ним перетекает,

      Зло проявляется помалу и стаёт открытым,

      А добродетель умаляется и исчезает.

      Всё в жизни начинается с простых вещей и единичных,

      И вроде безобидных как, и даже симпатичных,

      Но вот со временем всё превращается в уродство,

      Когда границ не соблюдают, погружаясь в скотство.

      Временщики к себе всех фаворитов приближают,

      Надеются на дружбу их, на верность и уменье,

      Не замечая их к наживе, к власти устремленья,

      И этим власть свою и царство разрушают.

      Так, в главных персонажах, У Цзэтянь стала царица,

      Которая лет сорок всей страною управляла,

      Она себе в помощники мужчин всех набирали,

      Вступала в половую связь, переходя границы.

      И «императоршей» она до смерти оставалась,

      Как во дворце царском впервые появилась,

      Наложницей у императора Тай-цзун являлась,

      Со временем её власть в Поднебесной укрепилась.

      А после его смерти вдруг попала в гарем сына,

      С ним переспав, супруги царя статус получила,

      А после смерти её мужа, её господина,

      Страною управляла всей, народ знаньям учила.

      Вначале она, став в стране главою даосизма,

      На привлекательных мужчин устроила охоту.

      Себя провозгласила Буддой, став главой буддизма,

      Построила пещеры, как Драконовы Ворота.

      Мужчин в любовники по своим меркам отбирала,

      Ценила выдающихся людей всех из народа,

      Меняя сыновей своих, всегда трон сохраняла,

      Брала мужчин в свой двор, как лошадей любой породы.

      Смотрела на мужчин, как на коней для обузданья,

      Вначале изучала их перед своим свиданьем,

      Училась ими управлять, проникнув в их сознанье,

      Считая член их, детородный, корнем мирозданья.

      Их члены все она с грибом Дао «личу» сравняла

      Чтоб, видеть, пользовалась ситуацией, любою,

      Мужчин, придворных, догола раздеться заставляла,

      Чтоб те могли сравнить достоинства между собою.

      Вначале фавориткой из-за этого не стала,

      Наложницей к царю попав, тринадцать лет ей было,

      Когда в сопровожденье императора попала,

      Ему совет, как жеребца объездить, предложила,

      Чтобы прутом железным усмирил его сначала,

      Затем кувалдой дал по голове с размахом, малым,

      Иль вырезал коню язык, чтоб страх нагнать, кинжалом.

      Возможно, этим императора и напугала.

      Она была весьма начитанной и всё ж считала,

      Что все мужчины и животные – одной породы,

      Мужчин, как лошадей, почти всегда воспринимала -

      Самцов – одной из разновидностей скота природы,

      И думать, таким образом, имела основанье.

      Так как был при дворе один философ, так считавший,

      Он мыслил также как она, природу почитавши.

      Считал, что человек и есть животное созданье.

      Он говорил так: «О душе у нас нет представленья

      В том, что пересекающей грань между жизнью этой

      И следующей есть людей всех перевоплощенье

      В животных: лошадей, ослов, рождающихся где-то.

      Поймём, кто мы есть, лишь тогда, когда на свет родимся,

      А будем мы конями иль ослами – уж не важно,

      Нам только нужно вынести невзгоды все отважно,

      Мы через тернии к своему счастью устремимся.

      И хоть это – фантазии, все эти измышленья,

      И в изложении имеют привкус,