Измеритель. Игорь Осипов

будто примериваясь, за какое место ее цапнуть, но после минутного раздумья наклонил лобастую голову и боднул ее, мол, давай, чего звал? Сталкер развернул ладонь и почесал его за ухом. В тишине опушки, которую боялись нарушить абсолютно все: и люди, и животные, раздалось характерное шуршание жесткой шкуры. Кот еще немного потерся об руку, но, когда среди зарослей раздался призывный зов главы семейства, шустро ускакал к сородичам.

      Тишина зависла еще на несколько секунд, но ее разрядил нервный смешок, и слабый голос раненого произнес:

      – А я уж думал, что я брежу. Открываю глаза и вижу – Данила с мутантами обнимается. И тишина… Все, думаю, кирдык пришел.

      Это заявление вызвало дружный смех облегчения у всех в караване.

      – Да я и сам обалдел от такой наглости. Еще одно такое знакомство, и штаны надо будет точно менять – чуть не поскользнулся на собственной смелости, – произнес Данила и, отстегнув маску, протер ладонью вспотевшее от напряжения лицо, после чего широко улыбнулся, вызвав очередной взрыв смеха.

      После встречи с прайдом Ведьмина плешь показалась им не такой уж и страшной. Поскребла где-то в черепушке и отпустила. Скорей всего, город решил, что отряду передряг будет достаточно, и не стал беспокоить такими пустяками, как темпоральная психоаномалия. Уставший, израненный и поредевший караван вошел на охраняемую территорию бункера.

      Глава 6

      Забытое слово «война»

      Шум в зале заседаний был такой, что Максимычу после тишины на поверхности закладывало уши. После его доклада установилось безмолвие, а потом началось… Причем пытались перекричать друг друга члены Сената, которым следовало бы помолчать и послушать тех, кто в такой ситуации понимает немного больше. Хотя их понять тоже можно. Двадцать лет общество жило в покое, и эмоции после минутного замешательства вырвались наружу. За гневом и бравадой скрывался банальный страх… Страх за себя и своих родных. Боязнь потерять ту спокойную жизнь, к которой уже привыкли.

      Боевые офицеры склонили головы друг к другу и что-то обсуждали, не участвуя в общей риторической вакханалии. Васильев, выслушав Еремина, кивнул и, махнув рукой, позвал Изотова-старшего. Отец Максимыча присоединился к ним и, морщась, как от зубной боли, когда кто-то громко изливал проклятия в адрес неизвестных врагов, стал внимательно слушать доводы военных. Кулуарные переговоры длились недолго. Наверное, Изотов был в основном согласен с друзьями, поэтому тоже кивнул и вышел в центр зала к сыну, подняв руку, призывая таким образом к тишине.

      – Ни у кого нет сомнений, что наш караван подвергся направленной агрессии? – в установившейся тишине Сенаторы закивали. – Это война. Двадцать лет мы жили без войны, если такое возможно в этом сошедшем с ума мире. Но у нас не было столкновений с людьми. Теперь есть. Хотите вы или нет – война началась. И если вы внимательно послушали доклад, то сделали вывод, что неизвестный враг не пожалеет никого. Так было с бункером «Кривич», так будет и с нами, если мы будем сидеть в бездействии. Согласно нашим законам,