Заговор богов. Пол Клеменс

оставалось двадцать минут. Раковский уединился в сквере за вокзальной гостиницей, лихорадочно размышляя о случившемся. Потом разозлился, схватил телефон и, не вслушиваясь в доводы разума, набрал последний входящий номер. Сердце забилось, когда он услышал знакомый голос.

      – Говорите, безопасно, мистер? – злобно зашипел он. – Вы уверены, что я проживу долгую и счастливую жизнь, не так ли?

      – Пан Раковский? – неуверенно сказал абонент.

      – О, как вы догадливы…

      – Что-то случилось? – собеседник встревожился. – Вы уже покинули район Марцан? Груз при вас?

      – Да… – Злость внезапно прошла, сменилась растерянностью и страхом. – Не знаю, как ваше имя, уважаемый…

      – Зовите меня господином Альбрехтом.

      – Это фамилия?

      – Это имя. Постарайтесь успокоиться и внятно доложить.

      Он слушал, не прерывая. Несколько раз крякнул, а когда заговорил, голос заметно сел.

      – Нам жаль, пан Раковский, что так случилось. Это не было запланировано. Приносим извинения. Мы вам не враги. Если вас это утешит, то сумма, которую переведут на ваш счет, немного возрастет. Скажем, до 30 тысяч.

      – Премного благодарен, господин Альбрехт, – усмехнулся Анджей. – Этого должно хватить и на похороны, и…

      – Перестаньте, пан Раковский, – раздраженно сказал собеседник. – Рецидива не будет, обещаю. Дальше все пойдет по плану. Вас будут опекать. Вам нечего бояться.

      – Неужели? И я спокойно могу идти на поезд?

      – Можете… – пожилой мужчина помедлил. – Лучше переоформите билет на следующий рейс. Он будет через два часа. На всякий, как говорится, случай…

      – Что я везу, мистер Альбрехт?

      – Вам хочется посмотреть? – в голосе абонента зазвучали иронические нотки. Анджей смутился.

      – Да, знаете, не очень…

      – Уверен, что так и есть. Всего вам доброго.

      Опекать они будут… Опекуны, чтоб их… И где они? Матрона из Познани, любительница швейцарских озер? Лоснящийся и потный Кажимеж Замойский? Не смешите мои тапочки. Впрочем, хоть в чем-то «господин Альбрехт» не подвел: во Франкфурте-на-Одере в вагон заглянул молодой служащий таможни, грустно посмотрел на матрону, на польского художника – и убрался, даже не глянув на документы. Шенген – какой-никакой…

      Анджей вздрогнул – сработали тормозные колодки, и поезд начал неспешно притормаживать. А это еще зачем? И снова спина стала покрываться липким холодом. Поезд плавно замедлял ход – на перегоне, где должен нестись как угорелый. Находиться в туалете становилось как-то нелогично. Зачем он сюда приперся? Раковский вытащил сумку из-под рукомойника, взвалил за спину, чтобы руки оставались не заняты. И вышел в вагон.

      И чуть не треснул по макушке худосочному малому, уже тянущемуся к ручке! Мужчина отшатнулся от неожиданности, Анджей тоже опешил. Надо же, сосед через купе… Оба сглотнули, нервно улыбнулись.

      – Пшепрашем, пан… –