Очень большие деньги. Николай Леонов

ни на шаг. Те надежды, которые Гуров возлагал на допрос Живаева, не оправдались. Человек, звонивший в квартиру Живаева, сразу же испарился, словно был не человеком, а бесплотной тенью. Оба милиционера, дожидавшиеся возле дома, не успели его даже запомнить. Рукавишников, правда, подтвердил, что отдельные граждане в подъезд заходили, а некоторые и выходили оттуда, но поскольку приказа наблюдать за ними не было, то он этим и не занимался. А Живаев наотрез отказался признать, что гость приходил именно к нему. Он твердил одно и то же: «Ошиблись дверью», и сдвинуть его с этой позиции было невозможно. Гуров был зол и на себя, и на Живаева, и на нерасторопных коллег, но поделать ничего не мог. Единственным положительным моментом во всей этой истории было лишь сообщение из больницы, что состояние Личутина немного улучшилось, но никакой заслуги ни Гурова, ни Крячко в этом, конечно, не было.

      Подозрительное поведение Живаева и странные обстоятельства, свидетелями которых они стали, подвигли Гурова установить наблюдение за любителем животных, но пока эта акция также не принесла никаких результатов.

      В руках у сыщиков не осталось буквально ничего, кроме фамилии в паспорте, которую запомнил Рукавишников, и номера все того же паспорта, да и то у Гурова не было полной уверенности, что молодой милиционер правильно все запомнил. Во всяком случае, толку от этих данных было немного – практически ноль. По городу были распространены словесные портреты преступников, но выйти на их след не удалось. И лишь сегодня наконец что-то забрезжило. Причем информация пришла, как часто это бывает, совсем не оттуда, откуда ее ждали.

      Телефон в квартире Гурова зазвонил в три часа ночи. Мария едва приподняла голову над подушкой и, еще не раскрывая глаз, сонным голосом сказала:

      – Наверняка это тебя, Гуров! Бери!

      Гуров, спавший до этого глубоким сном праведника, очнулся мгновенно. Эта привычка выработалась в нем уже давно и действовала безотказно, как инстинкт. Но для виду он пробормотал несчастным и вялым тоном:

      – Почему меня? Вроде бы не должны сегодня. Но если ты настаиваешь…

      Он сел на кровати и зажег ночник. Свет был золотисто-розоватый, совершенно интимный и домашний. В доме, где горит такой огонек, ничего плохого случиться не может.

      Гуров посмотрел на жену – тяжелые темные пряди ее разметались по белой подушке, но лицо было спокойным – Мария до конца так и не проснулась после звонка. Гуров очень надеялся, что все окажется невинной ошибкой и ему больше не придется тревожить сон жены. В конце концов, ничего срочного он сегодня не ждал. Но по ночам действительно обычно звонили только ему.

      Он взял трубку. Звонили из дежурной части. Голос был слегка виноватый – дежурный офицер не был до конца уверен, что поступает правильно, тревожа Гурова среди ночи. Но доклад его был конкретен и обстоятелен.

      – Товарищ полковник, меня предупреждали, чтобы вам докладывали в любое время, если поступят сведения по тем двоим. Ну, которые в розыске по делу Личутина… Только что сообщение пришло со станции Линьково. Это километрах в восьмидесяти