Неуправляемая, или Неделя вне дома. Эверест Правдин

>

      Началась она с ругани родителей. Они ругались до драк, пол-ночи могли вопить. Я серьёзно. Сколько раз я их просила: «Не орите, я спать хочу, мне завтра рано вставать!» – ноль внимания. Игнор полный. Прямо как во снах бывает: кричишь во всю глотку, а тебя не слышат.

      От школьных учителей тоже добра не жди. Они какие-то холодно-бетонные, никогда понять не хотят. Сколько раз я им говорила, что не смогла сделать задание по независящим от меня обстоятельствам – всё нулём, никто не слышит, не понимает, не хочет понять. Почему-то школьные учительницы, особенно те, что постарше, считают, что все дети, сидящие у них на уроках, должны быть опрятными, из хороших семей, где никто никогда не ругается и друг другу не мешает, со всегда выполненным домашним заданием и готовностью ответить. Других учеников не может быть. А если есть, то их надо загнобить. И хоть ты тресни, никогда такие учителя своё мнение не изменят, на уступки не пойдут.

      Нет, не все такие, конечно. Есть у нас пару молодых преподавательниц, которым можно и завтра, и послезавтра донести эти треклятые задания. Как раз таким я обычно всё сдаю вовремя. А старых тёток, нудных и зацикленных на домашке, люблю позлить. Ух, и бесятся же они, когда я что-то не приношу или на занятии начинаю дурака валять! Это надо видеть.

      Про одноклассниц вот что скажу: от многих мутило, да и сейчас мутит. Оденутся с иголочки, волосок к волоску, глазки подмазаны, туфельки на каблучках, нежным голоском поют, несут учительницам дополнительные задания, а те и умиляются, дескать, как хорошо девочка-заинька приготовила доклад про бабушку, которая в Великую Отечественную воевала на фронте! Какая умница, заинька, ангелочек, пять ей, да ещё пять, да ещё сто двадцать пять! Только девятого мая эта заинька наденет короткую юбчонку, блузон с вырезом до пупа, шпильки и пойдёт не поздравлять «вонючую бабку», как она называет свою бабушку-героиню среди друзей, а бухать с пацанами и девками. До чего же тошно от этого притворства! Как-то раз я одной такой особе врезала по морде… Но не будем на этот случай отвлекаться.

      Одноклассники, честно говоря, не лучше одноклассниц. От горшка два вершка, а похотливые, как сто чертей. Нет, конечно, есть и нормальные, например, Авдей Ракушкин, но в тот год, про который пойдёт речь, его ещё с нами не было.

      А так, если и были в классе хорошие люди, то я с ними не общалась. Не могла найти общий язык ни с кем.

      Вот такая невесёлая обстановочка была у меня в начале восьмого.

      Тут-то меня и начало колбасить. В один день, который я, наверное, на всю жизнь запомнила, я побрилась налысо. Без шуток говорю. Волосы у меня были длинные, прямо до задницы, моя мать их очень любила. А я их все состригла, а потом ещё и побрилась.

      Провернула я эту операцию как раз тогда, когда родители ругались. Дело в том, что я попыталась их успокоить, а мать грубо сказала, что это не моё дело, и чтоб я шла куда подальше. С этого момента я решила с ней все отношения разорвать. Побрилась, и все волосы оставила в ванной. Пусть любуется.

      Мать сначала завопила на отца, мол, что здесь волосы твоей суки делают, а потом поняла, что это мои, да как заистерит!

      С тех пор она ещё больше меня стала ненавидеть. Но я не жалела о том, что побрилась. Мне стало гораздо легче без этих сухеньких длиннющих соломинок, путающихся и секущихся. Хоть мать и кричала, что неженственно, что я и так всё время в штанах хожу, и какой ужас, но мне так больше нравится. И вообще, каждый ходит, как ему удобно, и нечего других за это осуждать.

      Так, с бритой башкой, ненавистью матери, воплями по ночам и двойками-тройками я дожила до осенних каникул.

      В первый же день каникул мы с матерью поругались конкретно. Отец уехал к своей маме в другой город, мне бабушка сама говорила, что он у неё, а мать всё долбит: он шляется, он у какой-то бабы, он шляется. Я стала отца защищать, она стала на меня кричать, короче, мы разругались вдрызг. Но стоило лишь матери обронить «Убирайся, чтоб я тебя больше не видела!», как я тут же пошвыряла самое необходимое в рюкзак, какой-то еды похватала и ушла.

      – Иди, иди! – приговаривала мать, видя мои сборы – Посмотрю я, насколько тебя хватит. Приползёшь как миленькая, на коленях будешь прощения просить! – ага, щас!

      И я ушла из дома. Думала, у меня до фига других родственников, которые меня знают, любят, уж наверное не оставят без помощи.

      Первым делом я звякнула Асенковым. Асенков Адам мне приходится дядей со стороны отца. Бедная, правда, у него семья, но у них есть бесценное сокровище – Лида, моя кузина. Такого искреннего и доброго человека вы вряд ли где-то найдёте. Она на год младше меня, но в чём-то, мне кажется, даже умнее, чем я.

      Первым делом я позвонила Лиде, поговорила с ней, потом спросила, нельзя ли к ним в гости приехать, и аккуратно намекнула на ночёвку. Она сказала: «Сейчас у мамы спрошу» и зависла минут на десять. Я жутко испугалась, думала, ну всё, точно нет. Однако, я ошиблась. Лида сказала, что в гости я могу явиться, хоть сейчас, они рады будут, а вот про ночёвку ни полслова. Ну ладно, на месте договорюсь.

      Хотела было двинуть, но вспомнила,