Аромат скунса. Андрей Дышев

успеет взобраться на макушку пальмы…

      – Ниже посмотри!

      – Ниже… Ага, вижу! Это стол! – обрадованно произнесла Лисица. – Полигон чревоугодия. Холестериновая заправочная станция. Портативный гастроном. Беленький, круглый. И стульчики…

      – А что на столе лежит?

      Лисица снова засопела от усердия.

      – Не пойму… Вроде костыль…

      – Костыль! – усмехнулся Пилот. – Это «калаш», моя дорогая.

      Лисица подняла голову и, глядя на отца сквозь увеличительное стекло, произнесла:

      – Лучше бы это был костыль. И чтобы все обитатели особняка скакали на костылях: стук-прыг, стук-прыг… Ну их в баню, папуля! Я уже чувствую, как альтруизм наполняет мою душу истомой благородства и нравственной чистоты, триумфально изгоняя алчность…

      Пилот вытер ноги полотенцем и сунул их в мягкие розовые тапочки.

      – Нашему юному другу ничего не грозит, – сказал он, закапывая в ноздри нафтизин. – Я уже просчитал: он будет парить над двором не больше пяти секунд. Если охранники догадаются задрать головы кверху, то увидят его. Но скорее всего не догадаются. Проблема не в этом.

      – А в чем?

      – Как бы он не передумал завтра утром… Как ты думаешь, горчичники ставить или нет?

      – Не надо, – поморщилась Лисица. – Если поставишь, от тебя будет пахнуть, как от арабской шаурмы. Давай лучше натрем грудь красным перцем.

      – А лучше сразу серной кислотой… М-да, простуда летом – скверная штука… Конечно, мы можем обойтись и без него, – развивал мысль Пилот. – Предположим, ты перекинешь бутылку через забор. Но вероятность того, что она упадет на пол, а не мне на голову, весьма мала.

      – Он сделает это, папа, – сказала Лисица, глядя на отца сонными глазами.

      Пилот посмотрел на дочь поверх очков взглядом учителя нравственности.

      – У тебя с ним что-то было?

      – Ну что за вопросы? – вяло возмутилась Лисица. Она опустила голову на стол. Сон был близок к победе над ней. – Да. Мы катались по ночному городу на машине без тормозов. Именно это и было «что-то»…

      – Я имею право задавать такие вопросы, – спокойно отпарировал Пилот. – Потому что я воробей стреляный. К тому же я еще и твой отец.

      – Он смешной, – бормотала Лисица, не поднимая головы. – И… добрый. Но никакого повода я ему не давала! Ни повода, ни намека, ни двусмысленного взгляда, ни вздоха, полного сладкой неги, ни истомы в полураскрытых губах… Ни-ни! Я держалась как оловянный солдатик в сарафане цвета хаки, в кирзовых подкованных туфельках и с противогазной сумкой на плече. Я была целомудренной, как престарелая настоятельница женского монастыря.

      – Настоятельницы по барам не шастают, – заметил Пилот. – Тем более престарелые…

      Он открыл холодильник и вынул оттуда коробку с нарисованными на ней фруктами. Водрузив ее посреди стола, Пилот осторожно развязал тесемку и приподнял картонную крышку.

      – Смотрится нормально, – сделал он вывод, глядя на коричневый торт, лишенный каких бы то ни