Куда улетают ангелы. Наталия Терентьева

слышишь меня? Я приеду… Отводи Варьку в школу, и я приеду…

      – А как же… та женщина? Ты решил с ней расстаться?

      – Это, что – условие? Давай объявим вообще на эту тему мораторий, а?

      – Но я должна знать…

      – Зачем тебе это знать? Ты опять меня прижимаешь к стенке? Ты вроде сказала, что всё поняла…

      – Да. Теперь, кажется, всё.

      Я положила трубку, перевела дух, пошла в ванную, почистила зубы, выпила несколько бесполезных таблеток валерьянки и стала будить Варьку. С ужасом я услышала, что он звонит снова.

      – Прости, наверно, в таком случае вообще ничего не надо. Пока.

      И трубку положил он. Старая базарная склочница. Пока не оставит за собой последнего слова, не успокоится.

      Но и это было не последнее слово в то утро. Я отвела Варю, мы чуть не опоздали, потому что я все делала как под гипнозом. Положила телефон в холодильник вместе с сыром, заперла дверь на старый замок, которым никогда не пользуюсь, и пыталась повязать Варе второй шарф поверх того, что она надела сама.

      – Это ты с ним разговаривала, когда я спала? – спросила меня проницательная Варька, когда я целовала ее на прощание около школы.

      – Так ты же спала…

      – Но ты же разговаривала! – Варька засмеялась и, чмокнув меня теплыми губами в ледяной нос, убежала по лестнице.

      Если бы не она… Иногда мне кажется, что я живу не для нее, а благодаря ей. Что почти одно и то же.

      Когда я вернулась, возле дома стояла машина Виноградова.

      – Подкрасься, – скривился Виноградов, выглядывая из окна. – Я через пять минут зайду.

      – Не надо, Саша.

      – Надо.

      То, о чем просил Виноградов на этот раз, меня испугало.

      Интересно, куда его потянет, когда он пройдет этот путь порока до конца? Скорей всего, он нежно полюбит девочку с тоненькой шейкой и прозрачной кожицей и месяца через два нежной любви начнет потихоньку ее развращать. Гос-по-ди-и-и!!!

      Как любой женщине, у которой нет альтернативы, мне трудно расстаться с моим единственным мужчиной, даже осознавая, что он – стареющее развратное животное. Похотливое, невоздержанное, нечистоплотное.

      Иногда мне его жалко. Иногда он мне противен. Иногда я думаю, что он болен психически. А иногда я начинаю надеяться, что ему это все надоело – он дает мне повод так думать. Он становится просто нежным и чутким. И именно в эти недели и месяцы, он умудряется влезь так глубоко в мое существо, что порой мне кажется – я вся наполнена им, его желаниями, его голосом, его мыслями… Им, им, им… Я поддаюсь и растворяюсь в его личности и ничего не могу с этим поделать. И когда он вдруг, в самый, самый неподходящий момент, в момент моей открытости и нежности вдруг выдирается наружу из меня – я остаюсь пустая и разорванная. Он не составляет себе труда ни предупредить меня о катапультировании, чтобы я хотя бы собралась, ни сделать это аккуратно. Он просто разрывает живую ткань и уходит.

      Уходя в то утро, он попытался дунуть на прощание мне в ухо, но, увидев мои глаза, поцеловал воротник скромной блузки, которую он попросил меня надеть