Темное торжество. Робин Ла Фиверс

быстро, по его мнению! Тем не менее д’Альбрэ коротко кивает ему. Пожалуй, это самое близкое подобие похвалы, на какое он способен.

      Сумятица, возникшая у входа в зал, нарушает напряженность момента. Воины, вернувшиеся из боя, загоняют внутрь с полдюжины человек, по виду – самых распоследних слуг.

      Д’Альбрэ касается пальцем губ:

      – Их обнаружили в башне?

      Де Люр пинает одного из приведенных – ему кажется, что тот недостаточно раболепно склонился перед господином.

      – Нет, – говорит он. – Но они не были приставлены к делу, и у них нет свидетелей, знающих, где они были во время сражения.

      Д’Альбрэ склоняет голову, словно любопытный стервятник. Потом медленно подходит к съежившимся беднягам. Это слуги герцогини.

      – Итак, – произносит он самым что ни на есть бархатным голосом, – вы, стало быть, очень-очень верные слуги?

      Никто не отвечает ему, и он улыбается. От этой улыбки у меня пробегает по спине холодок.

      – Вы можете сказать мне, – продолжает д’Альбрэ. – Ибо я очень высоко ценю верность.

      Самый старший среди слуг изо всех сил пытается выпрямиться, но его явно избили, и одна нога отказывается служить.

      – Ваша милость правду сказали, – отвечает он гордо. – Мы служили нашей герцогине с самого дня ее рождения и теперь не отступимся от нее.

      – И что, даже французы вас за свое золото не перекупили?

      Я прикрываю глаза и возношу кратенькую молитву, чтобы старый глупец позаботился о своей безопасности и придержал язык, но какое там! Для этого человека существует только его честь.

      – Нет, ваша милость, – говорит он. – С нами у них не прошло.

      Д’Альбрэ придвигается на шаг ближе, нависая над кучкой слуг.

      – Так кто же из вас, – спрашивает он, – пронюхал о задуманном нами маленьком приветствии и выбрался за стену, чтобы предупредить герцогиню?

      – Никто из нас ни о чем не знал, – отвечает старик, и я уже готова издать неслышный вздох облегчения, однако этот недоумок, преисполненный чувства долга, вдруг добавляет: – Но если бы мы знали, непременно сообщили бы ей!

      Д’Альбрэ раздраженно поворачивается к Пьеру:

      – И как это мы его проглядели?

      Мой братец пожимает плечами:

      – Ни одна ловушка не вылавливает разом всех крыс, господин мой.

      Без дальнейших разговоров, без какого-либо предупреждения д’Альбрэ отводит руку, еще облаченную в латную перчатку, и бьет старого слугу в лицо. У того голова с хрустом запрокидывается. Юлиан стискивает мою руку, чтобы я молчала и не двигалась с места. И я не двигаюсь, хотя мне до смерти хочется броситься на д’Альбрэ. Я обязана держаться – так же, как держался в бою тот последний отчаянный рыцарь. Я подручная Смерти, и я нанесу удар, когда придет время. Я должна быть на месте и в полной готовности, особенно сейчас, когда своим открытым вероломством д’Альбрэ уж точно заслужил метку, которой я ожидала долгих шесть месяцев…

      А кроме того, старик уже мертв; моя ярость ему уже ничем не поможет. Я творю молитву