Таинственная карета. Михаил Маскаев

осторожно надел маску Алексею, двое других аккуратно взяли его за руки и подвели к дубу.

      Двое мужчин постелили большой тёплый плед. Посадив Алексея спиной к дереву, они принесли тяжёлую складную металлическую клетку. Отгородив ею ровный квадрат пространства вокруг Алексея, они изолировали его от внешнего мира. И только после этого на поляне появились три внедорожника с почётными гостями и десять всадников.

      Все участники были в одинаковых масках. Взявшись за руки, они образовали круг и медленно обошли узника, двигаясь то в одну, то в другую сторону.

      Алексей поймал себя на мысли, что когда-то всё это уже было. «Дежавю», – подумал он – и только сейчас вспомнил ресторан «Попугай», большую клетку у стены и блеск глаз из-под чёрной маски… «Попугай» от слова “пугать”?» – подумал он… и в эту минуту увидел приближающийся силуэт.

      – Елизавета! – воскликнул он, но ответом было гнетущее молчание…

      Медленно и сосредоточенно она подняла хлыст и стала методично наносить удар за ударом по клетке, ограждающей мир повелительницы от мира раба. «Если хочешь презрения женщины, отдай ей всю свою любовь», – вскипев обидой, вспомнил он слова, которым когда-то не придал значения. И, схватившись за прутья клетки, как в недолгом сне за столом в ресторане, изо всех сил попытался их раздвинуть. Когда удар хлыста порвал кожу на его руке, Алексей… заплакал. Его оскорблённое лицо больше его не слушалось. Сложившись в детскую гримасу, оно волну за волной исторгало слёзы неприятия происходящего, того, с чем теперь придётся жить. Солёные ручьи лились по его лицу, и уже ничто не могло отвлечь его от осознания, насколько нелепым было его решение оказаться здесь.

      Отбросив хлыст, Елизавета обняла клетку и со слезами смотрела на Алексея, вчитываясь в его душевное состояние. Похоже, она была потрясена своим поступком.

      Его накрыла буря противоречий. Господин в нём воззвал к восстанию души, а раб возжаждал душевного затишья. Алексей осознал, что удар хлыста удивительным образом очистил его сознание, освободив от оцепенелости, которой была скована вся его жизнь. Будто заново родившись на свет, он увидел мир, обновлённый его пролитыми слезами, и вспомнил слова одного святого о том, что наказание никогда не бывает напрасным. «Всё, чего не хватает каждому из нас, – осознал он, – это хорошей порки. Без неё мысли рассеиваются по пустякам и забывают вернуться обратно».

      Алексей ощутил, как, растворяя в себе остатки протеста, росла и крепла в нём любовь к ней, Елизавете, повелительнице его души. «Только сильное чувство к человеку может стать откровением о нём, – понимал и принимал он. – Истина недоступна уму потому, что обращена к чувству».

      И раб в нём заплакал вновь, но теперь это были слёзы радости исцеления.

      Но господин в нём не поверил наваждению чувства и начал читать Иисусову молитву, считая, что если во всём этом Божий промысел, то молитва ему не навредит. Алексею стало жарко: он ощущал себя свечой, горящей в ночи.

      Елизавета отшатнулась от клетки,