Полное собрание сочинений. Том 18. Анна Каренина. Лев Толстой

что брат его не так, как ему бы хотелось, посмотрит на это.

      – Ну, что у вас земство, как? – спросил Сергей Иванович, который очень интересовался земством и приписывал ему большое значение.

      – А право не знаю…

      – Как? Ведь ты член управы?

      – Нет, уж не член; я вышел, —отвечал Константин Левин, —и не езжу больше на собрания.

      – Жалко! – промолвил Сергей Иванович нахмурившись.

      Левин в оправдание стал рассказывать, что делалось на собраниях в его уезде.

      – Вот это всегда так! – перебил его Сергей Иванович. – Мы, Русские, всегда так. Может быть, это и хорошая наша черта – способность видеть свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на языке. Я скажу тебе только, что дай эти же права, как наши земские учреждения, другому европейскому народу, – Немцы и Англичане выработали бы из них свободу, а мы вот только смеемся.

      – Но что же делать? – виновато сказал Левин. – Это был мой последний опыт. И я от всей души пытался. Не могу. Неспособен.

      – Не неспособен, – сказал Сергей Иванович, – ты не так смотришь на дело.

      – Может быть, – уныло отвечал Левин.

      – А ты знаешь, брат Николай опять тут.

      Брат Николай был родной и старший брат Константина Левина и одноутробный брат Сергея Ивановича, погибший человек, промотавший бо̀льшую долю своего состояния, вращавшийся в самом странном и дурном обществе и поссорившийся с братьями.

      – Что ты говоришь? – с ужасом вскрикнул Левин. – Почем ты знаешь?

      – Прокофий видел его на улице.

      – Здесь в Москве? Где он? Ты знаешь? – Левин встал со стула, как бы собираясь тотчас же итти.

      – Я жалею, что сказал тебе это, – сказал Сергей Иваныч, покачивая головой на волнение меньшого брата. – Я посылал узнать, где он живет, и послал ему вексель его Трубину, по которому я заплатил. Вот что он мне ответил.

      И Сергей Иванович подал брату записку из-под преспапье.

      Левин прочел написанное странным, родным ему почерком: «Прошу покорно оставить меня в покое. Это одно, чего я требую от своих любезных братцев. Николай Левин».

      Левин прочел это и, не поднимая головы, с запиской в руках стоял пред Сергеем Ивановичем.

      В душе его боролись желание забыть теперь о несчастном брате и сознание того, что это будет дурно.

      – Он, очевидно, хочет оскорбить меня, – продолжал Сергей Иванович, – но оскорбить меня он не может, и я всей душой желал бы помочь ему, но знаю, что этого нельзя сделать.

      – Да, да, – повторял Левин. – Я понимаю и ценю твое отношение к нему; но я поеду к нему.

      – Если тебе хочется, съезди, но я не советую, – сказал Сергей Иванович. – То есть, в отношении ко мне, я этого не боюсь, он тебя не поссорит со мной; но для тебя, я советую тебе лучше не ездить. Помочь нельзя. Впрочем, делай как хочешь.

      – Может быть, и нельзя помочь, но я чувствую, особенно в эту минуту – ну да это другое – я чувствую, что я не могу быть спокоен.

      – Ну, этого я не понимаю, – сказал Сергей