Слепой. Над пропастью. Людмила Анатольевна Мороз

, вспышка. Или все было одновременно. Хотя в какой последовательности, сейчас было уже все равно.

      Хозяин булькает, дергается, и замирает. Навсегда. Из развороченной груди хлещет фонтан горячей крови. Капли крови попадают мне в лицо, и в рот. Рядом с ним хрипит, пускает кровяные пузыри, напарник. Из рваной раны на шее толчками вытекает кровь. Во рту яркий привкус меди. По лицу что-то течет горячее и липкое, как свежий малиновый кисель. Я провожу рукой. Кровь? Моя? Но откуда столько взялось? Откуда? Осторожно провожу по голове и лицу. Разбита губа? Но крови, липкой, горячей, слишком много. Моя кровь, смешиваясь с чужой, течет мелким ручейками по всему телу, по лицу, заливает глаза. Мир закрывает красная пелена. А потом сменяется чернотой. Именно с этого момента для меня наступает тьма. Мой мир разламывается, как спелый апельсин. На две половинки. До вспышки. И после. Первая часть мира, наполненная солнцем, морским прибоем, красивыми женщинами, картами, и цветами, исчезла. Растворилась в черноте прошлого. Во второй части жизни, той, что вынырнула из мрака, и осталась со мной, ничего из прежней жизни не осталось. Почти не осталось, кроме аромата цветов, и запаха духов. Но к ним добавились еще лекарства, вонь крови, хлорки, страдания, и боли. Рядом зловонный пот и моча. Именно эти запахи сейчас окружают на больничной койке простой муниципальной больницы.

      В самые первые минуты и часы после катастрофы не осознаю тяжесть потери. Пытаюсь вернуть мир света, кричу, возмущаюсь, и сопротивляться наступившей тьме. Бунтую против реальности жизни. Срываю с лица бинты, скрипя зубами от боли в надежде вновь увидеть свет солнца. Но, даже когда бинты сорваны, темнота не желает уходить. Свет солнца не возвращается.

      – Что, со мной? Что с глазами? Я слышу рядом мягкий голос, полный сострадания:

      – Успокойтесь, больной! – А потом ощущаю на лбу прохладную ладонь. Вдыхаю яркий аромат апельсинов, смешанных с горечью лекарства. Мне вспоминалась мама. Эх, если бы моя матушка жива! Может, беспутная жизнь сложилась по-иному. Не лежал бы на застиранной больничной простыне, придавленный тяжестью темноты. И неизвестности. А хлебал семейный борщ с густой сметаной, приготовленный женой. Но увы, нет ни борща, ни сметаны, ни жены. Что случилось, то случилось.