Цунами. Николай Задорнов

нет, пожалуйста, пожалуйста, – холодно ответит капитан и прошел на свое место.

      Двое огромного роста матросов в белоснежных костюмах стали вносить обед. С супниц снимали крышки. Разнесся приятный запах борща. Елкин запнулся за стул и неловко оперся на плечо барона.

      – Простите…

      – Пожалуйста, – ответил Шиллинг.

      У капитана широко открытые глаза смотрят с неизменным гневным удивлением, словно он всегда видит беспорядок. Когда идет по палубам, кулаки его, кажется, сжаты наготове.

      – Копия Венеры Веласкеса, – сказал Степан Степанович, вглядываясь в картину.

      Можайский ответил, что писал на память, стараясь передать японцам что-то из знакомого и признанного.

      – Адмирал посоветовал изобразить для японцев европейскую женщину.

      – Чтобы они увидели да и открылись поскорей, – сострил в густые, нестриженые усы старший офицер Александр Сергеевич Мусин-Пушкин.

      – К сожалению, не было натуры, с кого писать, – ответил Можайский и, поднимаясь, пошел мыть руки.

      – Японские женщины некрупны, суховаты, обычно узки в бедрах, – рассказывал Гошкевич, – ноги у них не очень стройны.

      – Нет, не говорите, – сказал адъютант и секретарь адмирала, его племянник Пещуров, бывший на «Палладе» в Нагасаки на всех переговорах.

      Он так юн, свеж и красив, что однажды японский посол Кавадзи спросил его: «Хотите быть моим сыном?»

      – А вы, лейтенант, близко видели японок? – взглянув на Пещурова своими белесыми глазами, спросил капитан.

      Пещуров смолчал.

      Все знают, что японцы тщательно скрывают своих женщин. Поэтому наибольшее доверие вызывали рассказы Гошкевича как знатока Азии, который умел завязывать довольно дружеские отношения с японцами.

      – Да вот, господа, Елкин лучше всех знает японок! – громко добавил он.

      – Да вы что, господа! Я ни единой японки не видел еще…

      – Простите, я хотел сказать, гилячек…

      Елкин зажмурил левый глаз, а правый выкатил на барона. Штурманский поручик – атлетического сложения и самый белокурый из всех офицеров – неизменно обращал на себя внимание всех южных женщин и пользовался у них успехом.

      – А как китаянки? – спросил юнкер Корнилов, обращаясь к Гошкевичу. – Вот вы прожили семь лет в Пекине. Составилось ли у вас какое-то мнение?

      – В Японии вам интересно будет, – сказал, обращаясь к Можайскому, лейтенант Колокольцов. – Там все необычно. К сожалению, хотя мы долго стояли в Нагасаки, но мало видели. Как ни странно, а виды в Императорской гавани и Де-Кастри мне показались похожими на Японию. Та же игра красок.

      – Вот уж ничего подобного, – перебил Елкин.

      Постепенно разговор становился серьезней. Заговорили про народное восстание в Китае, про шаткость положения маньчжурской династии.

      Офицеры «Дианы» не были ни в Китае, ни в Японии. Лишь на пути из Америки они прошли Сангарским проливом между Японскими островами и видели горы этой страны да кое-что подметили, приближаясь к рыбацким