Тени исчезают в полдень.Том 2. Анатолий Иванов

была безлюдна. С низкого искрящегося неба лилось солнце. Оно было ослепляющее, но холодное.

      Дома и избы Зеленого Дола, опоясанные штакетником, плетнями, а то и просто жердями, тоже слепили Захара и Петра Ивановича – в окнах вместо стекол, казалось, были вставлены бронзовые, натертые до жаркого блеска пластины.

      Две зеркальные полоски – свежий след розвальней – прямо, как по ниточке, тянулись вдоль улицы от самых скотных дворов. Большаков давно уже посматривал на эти полоски. И вдруг спросил:

      – Не видел, кто это подводу на конном дворе брал?

      – Да Фрол Курганов. Только-только перед твоим приходом отъехал…

      Большаков шагал чуть впереди, опустив голову вниз, точно боялся потерять след саней на покрытой за ночь снежной кухтой дороге.

      Замасленные полоски вильнули в сторону, прямо в настежь распахнутые ворота кургановской усадьбы. Захар, подрагивая ноздрями, молча свернул туда же. Следом за ним, чуть помешкав, вошел и Петр Иванович.

      Еще с улицы Большаков и Смирнов увидели подводу, стоявшую у поветей. Сам Фрол Курганов сбрасывал сверху пахучие пласты сена, а Митька укладывал их на розвальнях. Оба они, отец и сын, были почти раздеты – Митька в сером шерстяном свитере, а Фрол и вовсе в одной рубахе, будто на дворе стоял знойный июль.

      Завидев председателя, Фрол прекратил работу, выпрямился. От Курганова, разогретого работой, шел парок. В уголках губ его притаилась насмешка.

      – Ну чего ты, батя? Кидай, – сказал Митька. И, обернувшись, увидел председателя. – Здравствуй, дядя Захар. Газетному писателю тоже привет, – кивнул он Петру Ивановичу. – Да кидай же, холодно ведь…

      – Иди оденься, – проговорил сверху отец.

      Митька соскочил с воза, ушел в дом. Фрол ковырнул еще раз-два вилами и опять повернул голову к председателю.

      – Ну? Чего смотришь исподлобья? – недружелюбно спросил Курганов. – Несподручно этак глядеть-то, снизу вверх. Ежели наоборот, сверху вниз, – другое дело.

      – Куда это ты сено хочешь везти? – тихо спросил, в свою очередь, Большаков.

      – Тебе что? На базар, допустим. Сенцо сейчас играет.

      – Так… Так я и подумал.

      – Ну, раз догадался, об чем разговор тогда?

      Лицо Фрола теперь ничего не выражало, кроме равнодушия, но в словах его все равно звучала насмешка. Захар вытащил из карманов руки и снова спрятал их. Смирнов понял, что внутри у председателя все клокочет.

      – Пойдем, Захар Захарович, – торопливо проговорил он и потянул Большакова за рукав.

      Из дома с большой эмалированной чашкой в руках вышла Степанида. В чашке лежала деревянная ложка. Степанида, видимо, собралась в погреб за солониной, но, увидев Захара, приостановилась на низеньком крыльце.

      – Ой, у нас гости на дворе! Чего же Митя не сказал ничего? – тягуче пропела она, улыбаясь. Но улыбка вышла вымученной и жалкой.

      Захар быстро взглянул на Степаниду, потом хотел еще что-то сказать Фролу, но только махнул рукой:

      – Пойдем, Петр Иваныч.

      – Да заходите в дом, что же вы? – проговорила Степанида.

      – Ну-ка,