Танцующая пустоту. Елена Безызвестных

много, что Люся рассмеялась. Это «машины» и «троллейбусы» – Люся старалась запомнить. Лучи озарили рыжие волосы пассажирки напротив, и они стали драгоценными. Солнечный свет относился к каждому по-своему: кого гладил мерцанием, а на кого кидался блеском и вспыхивал. На солнце лица людей изменились, и, видимо, они об этом не знали, но расслабились и приготовились улыбаться. Люся увидела свои руки – в свете солнца они казались ещё тоньше и прозрачней; голые ноги – белые, ослепительно белоснежные, схваченные серым, землянистым подолом. Мир сиял, переливался, наполняя странной теплотой, по телу Люси пробегали мелкие, зудящие мурашки, её трясло от солнечных волн, накатывающих из блестящих окон. Люся не различала строящееся здание, реку, людей. Всё для неё слилось в солнечный ураган, сладкий до одурения. «Хватит, хватит», – думала она, теряя сознание… Поезд погружался…

      Люся вздрогнула: она услышала, как Юрин голос сорвался на шипение, как голос харма…

      – Психопатка. Не приходи больше ко мне.

      Они подъезжали к станции. Народу было много; одни торопились, понимая, что все не войдут, другие, беззаботные, мудро отходили в сторонку. Люся, как обычно, спряталась под пультом.

      Юра сохранял хладнокровие, но когда они отъехали, попросил Люсю уйти.

      – Это – моя работа. Никто не должен мешать мне тут! Уходи. Просто уходи. Тебе лишь бы играть. Ты призрак. Ты понарошку.

      Как ей хотелось рассказать ему…

      Люся никогда не была так одинока прежде. Теперь она не знала, что было причиной её жуткой, неизбывной тоски: отравление сладким солнечным светом или ссора с Юрой. Люся впервые пожалела, что бессмертна, и, если харм не убьёт её в бою, она не постареет и никогда не кончится… А что, если и её тоска вечна, как она сама?

      Глава седьмая

      Отвержена и обречена

      Жар, тяжёлый, тяжкий, человечий, наполнял Люсю, мучил, замедлял её бег. С тех пор как Люся увидела солнце, она перестала ощущать волнительное чувство свободы, радоваться полёту и существованию. Люся жаждала чего-то, и сама не знала – чего. Всё так же свистел ветер, кружили и трещали ауэллы, пассажиры улыбались смартфонам, и где-то весёлый Рэд разгуливал по платформе. Люсе было не до них; она мучилась от жары и от жажды. Люся устремлялась в заброшенную часть Подземки и неслась по узким проходам до тех пор, пока свист ветра не становился невыносимо звенящим. Танцевала Пустоту, чтоб забыться и исчезнуть хоть на время, однако каждый раз пробуждалась и понимала: от себя не убежать… Перед глазами плавали рваные красные кольца, дробились контуры человеческих лиц, электрический свет на станциях раздражал, казался жёстким и неправильным, куда ему до нежности солнца! Солнечный луч, как стрела, попал внутрь и прорастал – в Люсином животе поселилось маленькое солнце. Его не заглушить, оно шевелится, жжёт, оно растёт! «Наверное, так чувствует беременная, когда внутри начинает расти. Внутри так горячо, что даже стоять тяжело. Потому-то, наверно, беременным и уступают места», – подумала Люся и прислонилась к холодному