Оборотень на все руки. Влада Ольховская

за Евой. И оказалась права: у маленькой чертовки определенно имелся план, и знала она побольше, чем они.

      Ева ее, конечно же, заметила, но против преследования не возражала, она вообще не обращала на Вику внимания. Дождавшись, пока Сальери поднимется наверх, она вернулась в гостиную. Полки с книгами, камин и кресла – все это ее не интересовало. Она уверенным движением откинула в сторону довольно тяжелый ковер.

      Под ним оказался люк, частично приоткрытый.

      – Петли сломали, – тихо заметила Ева. – Вряд ли люди Нины. Полиция. Не смогли найти открывающий механизм. Дергали с силой. Сломали.

      Она была права: при ближайшем рассмотрении выяснялось, что петли были лишь частью сложного механизма. В идеале, при нажатии нужной кнопки створки открывались, пропуская гостей вниз. Теперь же механизм был сломан, и пришлось открывать проход вручную.

      – Как ты узнала об этом? – спросила Вика, помогая ей.

      – Говорю же, тебе нужно внимательней слушать Марка. Он говорил об обыске. Сказал «Да еще и под ковром…» и запнулся. Он так делает, когда не хочет упоминать нечто неприятное.

      Эту фразу Вика действительно помнила. Но ей и в голову не пришло придать значение такой мелочи! Мало ли, что там было под ковром – от наркотиков до клока волос одной из жертв. Зачем ей знать такие подробности? Ей вообще было противно все, чем занималась Нина Лисицына. Зато Еве это место покоя не давало!

      Очень скоро прояснилось, почему дом стоял на таком отдалении от других зданий. Прямо под ним располагался настоящий лабиринт, состоящий из небольших, но грамотно спланированных комнат. Благодаря таланту проектировщика, здесь не было ни тесно, ни душно, ни темно – хотя и ярким светом подземелье похвастаться не могло. Это были не катакомбы, а нечто среднее между жилым домом и офисом.

      – Она здесь была как в клетке. Сходила с ума добровольно.

      Вика лишь кивнула, подтверждая, что согласна с Евой. Вряд ли Нина часто выходила на улицу… если вообще выходила. Она сидела здесь год за годом, добровольно ограничивая себя, окруженная собственной ненавистью… Сколько это длилось? Двадцать лет? Тут кто угодно с ума сойдет!

      Ближе всего к выходу располагалась крошечная комната охраны, дальше – спальня. Причем спальня была на удивление уютная, практически детская. Большая кровать под молочно-белым балдахином, кружевное покрывало, множество декоративных подушек… Комод, шкаф, туалетный столик, обои с рисунком из белоснежных облаков на голубом небе и желтый светильник… Догадаться, что здесь жила агрессивная преступница, нереально.

      Пока Вика размышляла об этом, Ева действовала, но действовала странно. Она прошлась вдоль стен, присматриваясь к ним, иногда касаясь рукой. Недолго постояла возле туалетного столика, ее пальцы скользнули по столешнице. Затем она села на корточки возле кровати и замерла.

      Тут уж Вика не выдержала:

      – Что, собственно, ты делаешь?..

      – Пытаюсь понять.

      – Что именно?

      – Кем она была. Что ей было доступно. В чем ее слабость.

      – Если