БУМАЖНЫЙ СОЛДАТ. Заур Ганаев

internecivum1

      Я вырос там, где память пахнет болью,

      Изрезанная временем на пни.

      Я вырос там, куда врывались с кровью

      И тяжкие навязывали дни.

      Но каждый раз я вырастал свободным,

      Оскаливая горы, как клыки,

      И, с новой раной делаяся бодрым,

      Бросался на холодные штыки.

      Я столько раз убит бывал вне битвы.

      Я насмерть замерзал в февральский день.

      О как горели мы, крича молитвы,

      Когда нас жгли в сараях деревень.

      Я маленьким потерян был ребенком,

      Когда вокзал могилой стал отцу,

      Когда народ, кому я был потомком,

      По черствому был выселен словцу.

      Будь проклят тот прославленный убийца,

      В чьих лапах я трофеем воспылал.

      Всю жизнь свою изображая лица,

      Твоё я ненавидел, генерал.

      Я не желал с рождения скитаться

      По чащам и ущельям среди гор,

      И ненавистью проклятой питаться,

      И полусонным заводить затвор…

      Всего-то и хотел, что разве землю

      Отцовскую с могилами сберечь,

      Где памятники башенные дремлют

      И все еще звучит родная речь.

      ПАМЯТИ БРАТА

      Да, старик, мы тогда укрылись

      От дождя в глубине подъезда.

      Деревянные рамы бились,

      И сквозная ревела бездна

      В этом доме мы знали многих.

      В годы детства тут жили сами.

      Ничего, что промокли ноги,

      Мы за то угодили в память.

      Та девчонка, ты помнишь Седу?

      Все мальчишки за ней гонялись.

      Ты тогда за неё соседу

      Навалял. Да, тебя боялись.

      Ох, боялись! Ты был пройдохой,

      Криминалом, авторитетом.

      Обналичил фальшивый доллар

      И вернулся с большим пакетом.

      И влетало тебе не редко

      От ментов и от наших предков.

      Как бы ни прозвучало странно,

      Жаль, так рано тебя не стало.

      Жаль, старик, и тебя и детство.

      Я сейчас ощущаю глубже

      Боль. Не знаю, куда мне деться,

      И становится только хуже.

      Я ведь тоже сбегал отсюда.

      Жил на западе диким зверем.

      Не устроилось. Знаешь, в чудо,

      Как и ты, я теперь не верю.

      И не верю, при всем желании,

      В бескорыстный пример соседства.

      Я ведь тоже погиб в Зеландии,

      Двое суток хожу без сердца.

      Да, старик, мы тогда укрылись.

      Испытали и страх и радость.

      А какие кошмары снились

      Мне, об этом сейчас не надо.

      Помолчим. Слишком много боли

      В этом мире. Старик, куда ты?

      Исчезаешь, как ветер в поле,

      Оставаясь всего лишь датой.

      «Чем дольше я учился ремеслу…»

      Чем дольше я учился ремеслу

      Стихосложенья, тем сложней мне было

      Воспринимать поэзию на слух,

      И я отверг всё то, что полюбил я.

      И размышлял, зачем в природе звук.

      Есть живопись: закаты и рассветы.

      Вдруг ветер прошуршал, задев листву,

      И я заметил, что прекрасны ветви.

      И размышлял я дальше: если свет

      Есть волны, обтекающие тело,

      И привлекает взгляд любой предмет.

      Что, если в этом, собственно, и дело?

      Немного ветром быть, немного – светом,

      Немного горьким опытом, советом,

      Немножко утешать, бодрить и верить,

      И, если надо, постучаться в двери.

      «Была зима, и я её терпел…»

      Была зима, и я её терпел.

      Терпение мне это было странно.

      Зимою мир так безнадёжно бел

      Короткий срок, а тьма приходит рано.

      Ты остаёшься с ней наедине.

      Приходят гости и спеша уходят.

      И длится одиночество вдвойне

      Тоскливее. И мир тихонько сходит

      С ума. Ничто на свете не спасло

      Нас

1

Война до истребления (лат.)