Храброе сердце Ирены Сендлер. Джек Майер

теплая улыбка, снова порозовели щеки. Она с головой окунулась в работу над «Списком Сендлер», сидела в Интернете, выискивая документы, прочитала «Дневник Анны Франк», «Дневники Варшавского гетто» Мари Берг и книгу Давида Сераковьяка[23] «Жизнь в Лодзи» о другом польском гетто. Пытаясь понять, как совершенно нормальные люди столь стремительно обезумели, она изучила «Берлинский дневник» Уильяма Ширера[24]. И вот что она прочитала:

      Мы собрали чемоданы, но что же возьмешь с собой? Вот наш дом. Здесь жили родители моих родителей, здесь жили мои прабабушки и прадедушки. Здесь есть вещи, больше 150 лет принадлежавшие нашей семье. Но тебе позволено взять с собой только один чемоданчик. Что же возьмешь с собой?

      На следующей репетиции Меган показала этот фрагмент Лиз и Сабрине.

      – Когда я это прочитала, – сказала она, – я подумала, что бы взяла с собой я… что для меня важнее всего? У них было всего 10–15 минут, чтобы собраться… Что же возьмешь с собой?

* * *

      Каждый год в январе зима словно брала небольшой отпуск и приходила оттепель. Снег сошел почти полностью, и Меган отправилась «собирать камни». Прибыв на северное поле, она постояла, смакуя запахи сырой земли и перегноя, радуясь дующему теплому ветру из Оклахомы и любуясь бегущими на северо-восток серыми облаками. Когда-то она прочитала, что последнее пристанище мертвые находят не в могилах – в гробах лежат только кости, а их души продолжают жить в ветре, в шуме ручья, в закатах и восходах, в запахе сырой земли. Меган начала бросать камни в кузов и повторять реплики пани Рознер. Ветер срывал с ее губ слова и уносил их прочь под грохот падающих камней. Она словно сама снова и снова проходила весь горестный путь пани Рознер, т. е. сначала отказывалась отдать свое дитя Ирене, потом спорила с мужем, осознавала неизбежность приближающейся смерти, меняла свое решение и говорила ребенку последнее «прощай». Меган каждый раз выплакивала горе пани Рознер самыми настоящими слезами, и с каждым новым прочтением слова звучали все значительнее и реальнее, пока она не стала ощущать это материнское горе почти как свое собственное.

      И она начала молиться за маму, сначала потихоньку, а потом все громче – с каждым камнем, падающим в кузове пикапа на груду, расплывающуюся от застилающих глаза слез. Когда она вернулась домой на тяжело груженном грузовичке, отец пошутил, что этот год, судя по всему, будет урожайным на камни.

* * *

      Еще четыре недели. Текущий пункт в графике Меган гласил: «Отработать актерскую игру».

      Лиз, Меган и Сабрина сидели на краешке сцены в спортзале, перечитывали свои роли и дожидались, пока скрипящие кроссовками, бухающие мячами и прыгающие под щитами мальчишки не закончат свою тренировку. Тренер дунул в свисток, что-то крикнул, и – наступила тишина. Спортзал опустел, и остался в нем только Мистер К. Он уселся в раскладное кресло на линии свободных бросков и сложил на груди руки в ожидании первой реплики Сабрины.

      Рассказчик:

23

Сераковьяк Давид (1924–1943) – узник гетто Лодзи (Польша), где вел дневник. Умер в гетто в возрасте 19 лет.

24

Ширер Уильям (1904–1993) – американский журналист и историк, очевидец жизни в Германии 1934–1940 гг.