Последний пир. Джонатан Гримвуд

я, и тогда я нанес второй удар – столь сильный, что у меня на костяшках лопнула кожа. Обидчик был на несколько дюймов выше и явно старше меня, но от удара он упал на землю и съежился.

      Школу Сен-Люс огораживал ржавый кованый забор; в стене главного здания была арка, которая вела во внутренний двор.

      – Эй, ты кто такой?.. – К нам плелся какой-то старик. – Отвечай.

      – Жан-Мари.

      Какой-то другой мальчишка рассмеялся и тут же умолк под сердитым взглядом старика.

      – Он еще маленький и не знает наших порядков. Дайте ему две недели передышки. Поняли?

      – Да, учитель.

      – Фамилия у тебя есть?

      – Д’Ому, господин… Жан-Мари Шарль д’Ому.

      Он нарочно меня спросил, чтобы остальные узнали мое имя – это я понял лишь много лет спустя. Доктор Морел, семидесятилетний старик, был прежним директором школы и отцом нового директора. Мне он показался древним старцем. Положив руку мне на плечо, доктор Морел повел меня сквозь арку в темный внутренний двор, на который со всех сторон выходили окна классных и жилых комнат. В противоположной стене я заметил арку поменьше.

      – И ты иди, – бросил он через плечо моему обидчику. Тот неохотно поплелся за нами.

      – Дюра, – сказал мальчик, протягивая руку.

      Я недоуменно уставился на нее.

      – Надо пожать.

      – Ты же меня ударил!

      – Ну и что? Так положено.

      Я взял его за руку, и он кивнул.

      – Эмиль Дюра. Второклассник.

      Старик обернулся и с улыбкой смотрел, как мы пожимаем друг другу руки.

      – Не опаздывайте, – сказал он Эмилю, – но сперва познакомь его с классом.

      – Каким?

      – Читать умеешь? – спросил меня старик.

      – Да, господин. – Старуха научила меня остальным буквам алфавита.

      – Сколько будет пятьдесят минус двадцать?

      – Тридцать, господин.

      Старик задумался на миг, а потом объявил:

      – Будешь учиться в моем классе. Отвечает за тебя Эмиль. А в наказание…

      – Господин… – хотел было возразить Эмиль.

      – Думаешь, я поверю, что он ударил тебя первым?

      – Пока моя вина не доказана, я не виновен. Верите вы мне или нет.

      Доктор Морел вздохнул:

      – Всю эту казуистику оставь дома, Дюра. Оставь ее таким людям, как твой отец. – Он обхватил лицо Эмиля ладонями и резко повернул к себе. – А теперь говори правду: это ты ударил первым?

      Лицо у мальчика было узкое и настороженное, кудри темные, а ногти чистые. Это меня удивило. Я еще никогда не видел чистых ногтей.

      Эмиль обдумал вопрос учителя.

      – Да, господин.

      Так я познакомился с Эмилем Дюра, сыном адвоката. Он учился здесь потому, что за его учебу платил отец. По выходным Эмиль уезжал домой, отчего остальные относились к нему с долей презрения и восхищения. Его отец был очень богат, а поскольку школа Сен-Люс предназначалась для детей обедневших дворян (таковых хватило на пять классов по сорок человек), это тоже делало его чужаком. Именно потому мальчишки заставили