Портрет. Анна Павловна Артюшкевич

диняло комнату с уличным пространством и делало ее бесконечной. И у Марины кружилась голова… Она теряла счет времени, вглядываясь в серебристую глубину за прозрачной поверхностью…

      Там шелестела дождем осень, сдувая с деревьев листья…

      Листья переносились в реальность, опускаясь на подоконник, – зеленоватые, багряные и светящиеся, словно янтарь.

      Марина сделала глубокий вдох: льющийся в комнату ветер пах яблоками и мокрой полынью… И еще почему-то шампанским. Брютом.

      Она протянула руку и закрыла окно.

      Накануне их фирма устроила вечеринку, – ассоциации с брютом, видимо, оттуда.

      Гуляли в модном кафе, отмечали выгодный заказ.

      – Дизайнеров развелось, как мухоморов в лесу – кричал подвыпивший Павел, – а выиграли все равно мы!

      И поднимал бокал за Луи – француза, который помог фортуне сделать правильный выбор.

      Марина не вникала в хитросплетения сделки: она – лишь дизайнер, а бизнесом занимался Павел – владелец арт-фирмы. Но то, что ее роль в успешном завершении дела была не последней, чувствовали все: Луи положил на нее глаз сразу же, как только увидел.

      Марине внимание иностранца польстило, но вскоре начало раздражать: летом она впервые после развода влюбилась, и не по-девичьи – пылко и истерично, а глубоко, страстно, взаимно. И своими чувствами и отношениями дорожила.

      А, кроме того, была в Луи странность, смущавшая и даже пугавшая ее.

      Он неожиданно возник в кабинете у Павла, где обсуждался новый проект, ощупал всех взглядом, подскочил к Марине и прильнул губами к тыльной стороне ее ладони. Целовал долго, надавливая на кисть пальцами, пока она не отняла руку.

      Всем стало неловко: эмоции гостя не вписывались даже в привычный стереотип о пылких французских мсье. Павел откашлялся и поспешил представить гостя коллективу. Луи бормотал что-то про усталость, прекрасную женщину, сходу потрясшую его измученное полетом воображение… И мило извинялся. Народ растерянно улыбался.

      В общем, инцидент был исчерпан. И даже истолкован, как забавная причуда артистической французской натуры.

      Но с тех пор Марина постоянно ловила на себе ощупывающие взгляды Луи. В них не было обычной мужской похоти, – парижанин разглядывал ее внимательно, хладнокровно, и это смущало и пугало Марину.

      – Все-то вам, девки, не так! – возмутилась заместитель шефа Римма Федоровна, услышав жалобу Марины. – Не смотрит – обидно, смотрит – плохо! Это же воспитанный мужчина, не то, что наши обормоты! Как он должен смотреть на тебя?

      – Не скажите, – поддержала Марину Лидочка, – я тоже удивилась, когда поймала его странный взгляд!

      – На себе? – насмешливо осведомилась Римма Федоровна.

      – Почему – на себе? На Марине, – ничуть не смутилась Лидочка. – Он смотрит на нее как-то… Неестественно, что ли…

      – Цинично, – буркнул бородатый художник Семен, – будто козу на базаре покупает

      – А, может, он жениться на Мариночке хочет, – подняла бровь Римма Федоровна. – И выбирает жену основательно, как это принято во Франции… А взгляды у всех мужиков одинаковые.

      Никто не знал, как выбирают жен во Франции, но Марина отметила: Семен попал в точку! Значит, ей не показалось, что Луи оценивает каждую часть ее тела, – даже в рот заглянул… Словно она кобыла какая-то…

      Марина провела помадой по губам. Надо бы что-нибудь поярче… После пятичасового сна она выглядела неплохо, но эта бледность… Ночные гулянки в ее возрасте бесследно не проходят.

      …В зеркале танцевали листья под незнакомую мелодию. «Флейта», – поняла Марина, рассматривая анфиладу комнат, разделенных прозрачными стенами. Сквозь них проступали силуэты, которые становились все четче…

      Одна фигура показалась знакомой. Красавица в алом платье закрыла веером губы и умоляла взглядом: спаси!..

      Шагнула вглубь, словно пытаясь скрыться…

      Марина вскрикнула.

      По зеркалу пробежала дрожь, портрет вытянулся, уменьшился и будто покрылся пленкой…

      Марина могла поклясться: мгновение назад на полотне была изображена она – Марина…

      – Что за…

      Обернулась. Портрет как портрет. Старинный. В тяжелой раме.

      Брюнетка с веером совсем не похожа на нее. Зеленые глаза, атласное платье, жемчуг на смуглой шее…

      – Привидится же такое…

      Марина была реалисткой, галлюцинациями не страдала, в барабашек не верила. Правда, в последнее время все дольше сидела у зеркала: ее завораживала бездонная глубина в овальной оправе… Чем пристальнее Марина вглядывалась в нее, тем больше предметов различала. А иногда там разыгрывались сцены, как в театре. И некоторые казались ей знакомыми, хотя ничего подобного раньше видеть не доводилось.

      Марина сварила кофе, сделала пару глотков, успокоилась и снова занялась макияжем. Подкрасила веки, оттенив яркую синеву глаз… Полюбовалась собой…

      В зеркале отразилась тень.

      Марина