Вожделение. Майя Бэнкс

мужчина был бы счастлив привлечь твое внимание.

      – Я пока не готова развлекаться, – сухо возразила мать. – А завязывать отношения с другим мужчиной, когда после развода прошло так мало времени… Если твой отец ведет себя как беспринципный проходимец, то это не значит, что я должна следовать его примеру.

      – Ты бы меньше тревожилась, что подумают люди, а занялась бы своим счастьем, – выпалил Гейб.

      Повисло долгое молчание, затем мать вздохнула. Гейбу были невыносимы ее страдания. Ее боль разрывала его самого. Он старался держаться в стороне от родительских забот, но с недавних пор это стало практически невозможно. Теперь мать звонила ему ежедневно, чтобы пожаловаться на отцовские выходки, а отец разливался перед Гейбом соловьем, расписывая очередную подружку. Беда была в том, что каждый раз у него была новая. Отец лихорадочно заделывал брешь в отношениях с сыном, не понимая, что та лишь растет от изобилия пассий. Принятие – вот чего добивался его отец. Прощения и принятия. И если простить отца Гейб еще мог – тот жил своей жизнью и имел свое представление о счастье, – то он не мог принять другую женщину в роли жены отца.

      – Ты прости меня, Гейб, – тихо сказала мать. – Я понимаю, мои звонки тебе осточертели. Я только и жалуюсь на твоего отца. Я не должна это делать. Что бы он ни натворил, он остается твоим отцом, и я знаю, что он тебя любит.

      – Давай в эти выходные пообедаем вместе, – предложил Гейб, чтобы хоть немного поднять ей настроение. – Свожу тебя в «Трибека грилл».

      – Но ты же наверняка занят.

      – Для тебя у меня всегда найдется время. Я имею право пообедать с матерью. Ну, договорились?

      – С удовольствием, – ответила мать, и ему показалось, что она улыбнулась. – Я сто лет нигде не была.

      – Отлично. Тогда я за тобой заеду.

      – Да перестань! – воскликнула она. – Я вызову такси.

      – Я же сказал, что заеду, – настоял Гейб. – Пока будем ехать, поговорим. А после обеда я велю шоферу отвезти тебя домой.

      – Я буду ждать, – обрадовалась мать.

      Гейб успел забыть, когда она так искренне радовалась. Сейчас он похвалил себя за попытку вытащить мать из добровольного затворничества. Ей пора было выйти в мир и убедиться, что тот не рухнул вместе с ее браком. Гейб дал ей достаточно времени на скорбь в стенах дома, откуда ушел отец. Хватит. Возможно, он даже убедит ее продать дом в Уэстчестере и перебраться в город. Больше там незачем оставаться – слишком много болезненных воспоминаний. Пусть начнет с чистого листа.

      О чистом листе Гейб знал все. После развода в его жизни наступил период, во многом похожий на тот, что переживала мать. Ему тоже хотелось, чтобы его оставили в покое. Он все понимал, но знал и другое: чем раньше мать вылезет из своей скорлупы и начнет полноценно жить, тем скорее оправится.

      – Я люблю тебя, сынок, – сказала она с чувством.

      – И я тебя люблю, мама. Ну, до субботы?

      Гейб завершил разговор и посмотрел на фотографию, все еще украшавшую его стол: родители в день тридцать девятой