Уйти по воде. Нина Федорова

она хотела не просто нравиться мальчикам, она хотела сражать их наповал, чтобы они тут же умирали и укладывались в штабеля. Все! И те, которые играли в футбол во дворе, и те, которых она встречала на улице и в метро, и даже маленький невзрачный сосед с пятого этажа – чтобы он, заходя с ней в лифт, замирал бы от восхищения и забывал бы, на какую кнопку нажимать.

      Она выдвигала ящик стола, доставала зеркальце, недовольно разглядывала свое отражение – на нее смотрели большие серые глаза, глаза вроде ничего, и ресницы темные и длинные, это хорошо, что не надо красить, ведь макияж – грех, потому что краситься – значит лгать, носить не свое, а нарисованное лицо. Но больше ничего хорошего – гладко зачесанные назад темные волосы, щеки из-за этого кажутся какими-то глупыми, голова яйцевидная как будто… Она вертела зеркальце, поворачивалась в профиль, косила глазом – а уши? Уши вообще, кажется, торчат!

      Как-то раз тетя, мамина сестра, приехала в гости, попросила «отдать ей девочку», чтобы привести в «божеский вид». В какой «божеский вид» могла привести Катю неправославная тетя, было совершенно ясно – тетя красилась, коротко стриглась, носила юбки выше колена, курила и делала маникюр. В начале 90-х она сумела вовремя «подсуетиться» и устроиться в иностранную фирму, потому что хорошо знала английский, и теперь ездила регулярно за границу.

      Но Катя устояла в вере и отвергла соблазн. Вот оно, мученичество! Вот где нужно показать свою веру. Не в «божеский» вид привела бы ее тетя, а в совершенно противоположный – бесовский. Надеть джинсы и постричься было предательством веры, отречением от Христа, она вспоминала мучеников (и крючья), нет, все же длинная юбка куда проще и ее можно пережить.

      Но Катя даже не подозревала, какое еще ей уготовано испытание. Возле соседнего подъезда, мимо которого она обычно проходила, возвращаясь из школы, каждый день стала собираться компания. Это были почти ее ровесники или чуть старше, кажется, металлисты или панки, она что-то слышала такое, но точно не знала, – в узких джинсах, в кожаных куртках-«косухах» (совершенно сатанинское одеяние!) со множеством каких-то железяк, в черных футболках с нарисованными жуткими рожами, они сидели возле подъезда, болтали, смеялись, ближе к вечеру начинали петь под гитару.

      Столкновение с ними повергло Катю в страх и трепет. Во-первых, потому что они были воплощением «неправославности» – неправославнее было бы сложно придумать, если даже сами «обычные неправославные» их, кажется, побаивались. Во-вторых, потому что они были самыми что ни на есть врагами: возможно – тут Катя даже замирала от какого-то сверхъестественного ужаса – они даже были сатанистами, эти металлисты, она где-то слышала про них, про всю эту музыку, как от нее сходят с ума, становятся безумными, поклоняются сатане.

      Но больше всего Катя страдала от того, что хотела сразить их и уложить в штабеля – именно их, ладно уж, Бог с ними, с остальными мальчиками. Ей нравились их таинственные железяки, и гитары, и кожаные куртки, придающие им такой мужественный