Ёкай. Валерий Лисицкий

очке определённо была мертва. Соня опять видела мёртвых людей.

      – Да не может быть!.. – прошептала она.

      Но это было так. Со своего места девушка могла разглядеть даже тёмные разводы гнили, пятнающие сухие костлявые кисти. Ей казалось, что до неё долетает тонкий аромат тления, сладковатый и навязчивый, оседающий желтоватым налётом на языке.

      Пальцы до боли сжались в пустом кармане. Соня медленно вдохнула, с шипением выпустила воздух сквозь зубы. Подождав, пока пульс не перестал грохотать в ушах тревожным набатом, пересилила себя и двинулась вперёд, старательно не глядя в сторону лавки.

      – Тихо, тихо, – уговаривала она саму себя вполголоса. – Тихо и спокойно… Ничего она мне не…

      – Сонюшка? – раздался сиплый голос, заставив её вскрикнуть и дёрнуться в сторону.

      Мёртвая бабка не обратила на Сонину реакцию внимания. Задрав голову, она прищурилась и снова шамкнула беззубым ртом:

      – Сонюшка, ты?

      Ещё мгновение ледяной ужас держал Соню в объятиях, а затем исчез, смытый жгучим стыдом. Потому что старуха была живой. Иссохшей, как мумия, горбатой, морщинистой, но живой. Разводы гнили на коже оказались попросту старческими пятнами. Больше того – Соня её узнала. Как полузабытый образ из детства, но всё же.

      – Екатерина… – Соня помялась, вытаскивая из памяти отчество. – Екатерина Матвеевна?

      – Меркуловна! – поправила старуха беззлобно. – Узнала меня, Сонюшка?

      Девушка расслабленно рассмеялась, приблизилась к лавке на два шага. Обруч паники, сдавливавший грудь, исчез.

      – Конечно, Екатерина Меркуловна! Узнала!

      Екатерина Меркуловна улыбнулась ещё шире, обнажив коричневатые пеньки зубов, и похлопала сморщенной рукой по доскам лавки. Девушка замотала головой, но… но она никогда не умела спорить. Тем более, с дряхлыми стариками. Соня послушно уселась подле бабки, постаравшись не коснуться её. Впрочем, это было напрасное усилие: Екатерина Меркуловна неожиданно быстрым птичьим движением ухватила девушку за локоть.

      – Давно я тебя, Сонечка, не видела-то, давно… Ты же переехала от нас, да?

      – Угу…

      Соня, не переставая улыбаться, попыталась осторожно освободить руку, но тщетно: бабка держала крепко. Девушка даже задумалась, осознаёт ли та, насколько сильно её узловатые пальцы сжимают чужое предплечье. Не позволять приветливому выражению сползать с лица становилось всё сложнее.

      – А тут ты зачем же? – поинтересовалась Екатерина Меркуловна. – Навестить нас приехала?

      Девушка почувствовала, как её улыбка превращается в косую ухмылку, но старуха не придала гримасе значения. Не посчитала нужным придавать.

      – Да вот, – Соня неопределённо махнула свободной рукой в сторону входа в поликлинику. – К врачу зайти нужно. Там, где живу сейчас, специалистов нет, а тут есть. Ну, так и совпало…

      Она запнулась, поняв, что рука на её предплечье разжалась. Екатерина Меркуловна закивала мелко и часто, как болванчик.

      – Беги тогда, Сонюшка, беги-беги… Я уж домой собиралась, вот присела отдохнуть и тебя встретила. А ты беги, беги, не опаздывай.

      И старуха вдруг расслабилась. Морщинистое лицо с тяжёлыми набрякшими веками как-то разом посветлело и разгладилось. Даже в глубине глаз, тронутых старческой мутью, мелькнуло искреннее тепло. Соня торопливо кивнула и встала. Она уже было шагнула к белым двойным дверям, но, проклиная своё мягкосердечие, обернулась. Бабка всё же была не совсем чужим человеком.

      – Екатерина Меркуловна, а у вас-то что случилось? Вы ведь тоже у врача были? Всё в порядке?

      Сгорбленная тень человека, некогда молодого и жизнерадостного, снова улыбнулась, на этот раз совсем не весело.

      – Старость у меня, Сонюшка. Старость. Какой уж порядок-то?

      – А…

      Девушка потопталась на месте, не зная, что ответить. Ей хотелось сказать что-то хорошее, но слова не приходили. К счастью, Екатерина Меркуловна и сама уже отвернулась, утратив интерес к собеседнице. Соня постаралась, чтобы вздох облегчения не вышел чересчур громким.

      Людей в белых халатах Соня недолюбливала с детства, поэтому, сидя в очереди, она снова испытала это глупое чувство: сильное желание, чтобы её очередь так и не настала. Слишком много последователей Гиппократа она повидала в самом начале своей жизни. Но, как и в детстве, желание не сбылось. Безжалостная система электронной очереди, упорядочившая хаос в очередях, сработала как надо. Ровно в назначенное время дверь распахнулась, предыдущий пациент, мужчина лет сорока, вышел из кабинета, и следом за ним донёсся голос:

      – Ёгай! Ёгай, заходите!

      – Не Ёгай, – поправила Соня, входя. – Егай. Это… не русская фамилия. Ударение на «а».

      – Егай, – легко согласился молодой врач, едва ли на несколько лет старше Сони. – Софья Егай. Понял.

      Имя Сони вообще-то не имело полного варианта, она и в паспорте значилась Соней, но девушке неудобно было второй раз подряд поправлять доктора, поэтому она промолчала. Послушавшись