Досужие размышления досужего человека. Джером К. Джером

Я снова приказал ему убираться, но он только лаял и прыгал вокруг меня, так что пришлось выяснять, в чем дело.

      Наша крошка Титтамс, юная кошечка размером с рогалик, сидела на второй ступеньке лестницы, не давая прохода Густи. Изогнув спину, крошка рассерженно шипела и бранилась не хуже студента-медика. Надо признать, она умеет браниться. Я и сам иногда не сдержусь, но куда мне до Титтамс.

      Честно говоря, только это исключительно между нами, мне бы не хотелось, чтобы ваша жена слышала мои слова, ведь женщины не понимают таких вещей, но если говорить начистоту, то я думаю, что мужчине полезно ругаться. Брань – это предохранительный клапан для дурного настроения, которое может нанести огромный вред внутренним механизмам, если не выпустить вовремя пар. Мужчина чувствует себя гораздо лучше, когда произносит что-то вроде: «Господь с вами, мой дорогой сэр! Какие небесные светила сбили вас с пути (если мне будет дозволено это сказать) и как ваша легкая ножка с такой невероятной силой опустилась прямо на мою мозоль? Неужели ваш рассудок настолько замутнен, что вы не видите, в каком направлении продвигаетесь? Ах, вы очень милый и одаренный юноша!» Ругань так же успокаивающе действует на наши раздраженные нервы, как разбивание мебели и хлопанье дверями, обычно используемые в подобных случаях, но обходится дешевле. Сквернословие для человека подобно щепотке пороха в дымоходе: время от времени полезно прочистить внутренности небольшим взрывом. Я склонен с подозрением относиться к тем, кто никогда не ругается, зато в ярости пинает табурет или с чрезмерной силой ворошит уголья в камине. Раздражение, постоянно вызываемое жизненными невзгодами, требует какого-то выхода, иначе оно начинает гноиться и отравлять организм изнутри. Мелкая досада не изгоняется наружу, а остается в нас, превращаясь в горе; маленькая обида растравляется и в парнике горьких дум вырастает в тяжкое оскорбление, в чьей ядовитой тени всходят ростки ненависти и мщения.

      Бранные слова облегчают душу и потому полезны. Однажды я объяснил это своей тетушке, но она со мной не согласилась и заявила, что мне не следует питать подобные чувства.

      Так я и сказал Титтамс: ей должно быть стыдно за свое поведение, ведь она же воспитана в христианской семье. Я бы, пожалуй, пропустил ругань мимо ушей, будь это старый кот, но мне невыносимо видеть крохотного котенка, подверженного сквернословию. В столь юном создании подобный порок огорчителен.

      Я положил Титтамс себе в карман и вернулся к столу. Стоило мне забыть про нее на мгновение, как в следующий момент я обнаружил, что она вылезла из кармана, забралась на стол и пытается проглотить перо; затем она сунула лапку в чернильницу и разлила чернила; принялась вылизывать лапу и снова зашипела, теперь уже на меня.

      Я опустил Титтамс на пол, и тут с ней затеял ссору Тим. Лучше бы он не лез не в свое дело! Воспитание котенка не его забота. Кроме того, Тим и сам хорош – этот фокстерьер двух лет от роду вмешивается во все происходящее и ведет себя словно колли преклонного возраста.

      Пришла