Горилла в бронежилете. Кир Булычев

могут – между ними сотни миль пересеченной местности.

      Эта новость потрясла профессора Минца, но тут же она дополнилась еще одним известием: на прошлой неделе в овраге у селения Мачех найдены две гниющие туши молодых носорогов, которые все же перед смертью нашли друг друга. У трупов спилены рога.

      Каждому было понятно, что это дело рук браконьеров, которые продают носорожьи рога в богатые дома Гонконга и Сингапура, потому что порошок из рога носорога обладает особым действием и поднимает мужскую потенцию. По крайней мере, последние две тысячи лет китайцы в это верят.

      После обеда, когда удрученный Лев Христофорович Минц, надежда российской науки, временно проживающий в Великом Гусляре, глядел в окно на струи скучного октябрьского дождика, к нему вошел сосед Корнелий Удалов и спросил:

      – Ты сегодня в «Аргументах и фактах» читал?

      – Что я читал?

      – Как на Шереметьевской таможне тюк распаковали, а в нем двести сорок редких бразильских попугаев – все сдохли! И виноватых, как всегда, не нашли.

      – Этого я ожидал, – сказал Минц так убежденно, что Корнелий оторопел. И понятно: идешь к человеку с сенсацией на языке, а он, оказывается, уже все знает.

      Когда-то в детстве Удалов проходил в школе балладу поэта Николая Тихонова о синем пакете. В ней человек несется через опасности в Кремль, чтобы донести до столицы важное сообщение. Еле живой он добирается до Кремля, там свет горит, потому что «люди в Кремле никогда не спят». Его проводят в кабинет к главному человеку. А тот вскрыл конверт…

      Прочел – о френч руки обтер,

      Скомкал и бросил за ковер:

      «Оно опоздало на полчаса,

      Не нужно – я все уже знаю сам!»

      Эта сцена отложилась в памяти Удалова. И сейчас он почувствовал себя точно как тот гонец.

      Поэтому стоял в дверях и ждал продолжения беседы.

      – Скоро, – произнес наконец Минц, – на Земле совсем не останется диких животных, кроме ворон, крыс и воробьев.

      – Вот именно! – согласился Удалов. – И людей.

      Минц резко обернулся к другу и соседу.

      – С этим пора кончать! – заявил он. – А то некому будет кончить.

      – А что конкретно? – спросил Корнелий.

      – Конкретно – поднимай народ, – сказал Минц.

      – Кого?

      – Кого? – Минц задумался. – Сашу Грубина поднимай, старика Ложкина, если он ко мне пойдет.

      – Может и не пойти, он подозревает, что ты демократ, – сказал Удалов.

      – Знаю. Кого еще? Савича попробуй позвать. Стендалю позвони на мобильник. А я буду срочно думать. Я уже начал думать.

      Удалов по-военному повернулся на сто восемьдесят градусов и отправился выполнять приказание.

      Не то чтобы Удалов подчинялся Льву Христофоровичу, но он ценил его ум, талант и бескорыстие, что теперь среди академиков встречается редко.

      Через час в кабинете Минца собрались:

      пенсионер Корнелий Иванович Удалов, бывший начальник стройконторы и знаменитый человек в масштабах нашей Галактики;

      заслуженный пенсионер Ложкин Николай, склочник, профессиональный правдолюб;

      провизор Никита Савич;

      Александр Грубин, сосед снизу, человек сложной судьбы;

      Миша Стендаль, до седин молодой корреспондент газеты «Гуслярское знамя».

      Минц уже соорудил чайник и поставил на стол крекеры и македонское печенье. Из-за этого пришлось потеснить на столе научную литературу, сбросить на пол принтер и часть журналов.

      Все расселись, разлили по чашкам чай, и тогда Минц произнес речь:

      – Я созвал вас, господа, по делу, не терпящему отлагательств.

      – Вот именно! – воскликнул Ложкин. – В наше тяжелое время, когда экономика страны лежит в разрухе, а держава в руинах, пора сказать свое решительное «нет» так называемым демократам, без исключения агентам ЦРУ!

      – Если кто-то пришел сюда, чтобы меня перебивать, – заметил Лев Христофорович, – он может покинуть наш зал заседаний. Не держим.

      При этом Минц посмотрел на Ложкина, а Ложкин смотрел в угол. Ему хотелось участвовать, но быть в оппозиции.

      – Я тут собрал в Интернете и по прессе сумму сведений, – сказал Минц, – и пришел к выводу: если мы немедленно не остановим истребление живого мира, то есть фауны на Земле, мы останемся вообще без диких животных.

      – Может, и к лучшему, – заметил Ложкин. – А то вот-вот всех перекусают, ротвейлеры вонючие!

      – Не о них речь, – сказал Савич, владелец афганской борзой.

      – Я не раз поднимал свой голос против истребления флоры и фауны на Земле, – продолжал Минц. – Ведь это ведет к гибели всего живого, в первую очередь человека. Но мой голос вопиющего в пустыне не был услышан. Вас это удивляет?

      – Нет, – вразнобой ответили единомышленники.

      – Надо защищать, понимаешь, – сказал