Три женщины. Елена Ронина

Колька родился таким слабеньким? Или недоедала Таисия, или мерзла в худой баньке, кто его знает. Может, и тосковала по родительскому дому. Только получили то, что получили.

      – В церкву поедем. Окрестить его нужно, – подытожила Фекла, еще раз рассматривая орущего Кольку на вытянутых руках.

      – Обалдела, – с замиранием сердца ответила перепуганная Таисия. – Февраль на дворе, мороз лютует. Не довезем.

      – Значит, на то божья воля. А если довезем да окрестим, все изменится. Кроме как на Бога, не на кого нам теперь уповать.

      Фекла пригнала лошадь с дровнями. Закутали как могли ребенка в новое пуховое одеяльце, и бабы поехали за десять верст в ближайший приход.

      Пурга мела, ни зги не видно. Таисия несколько раз и сама с жизнью прощалась, да и сомнения ее брали, а дышит ли ребеночек, но до прихода добрались.

      Отец Ферапонт совершил обряд, прочитал молитвы, положенные по этому поводу.

      – На все воля Божья, дочери мои. Молитесь, и снизойдет к вам Господне благословение.

      Уже по дороге домой вдруг выглянуло солнце. И Колька не орал как оглашенный, а тихо сопел в одеяльце.

      – Че, Тайка, живой? – окликнула Фекла.

      – Спит, – с теплой улыбкой ответила сестра.

      С этого дня ребенок начал и есть хорошо, и тельце налилось. Правда, неспокойным все ж остался. Да это уж и ничего. Главное, на поправку пошел.

      – Сергей, к родителям моим, что ли, пойдем?

      – Так и я предложить хотел. Что бы без телки-то сейчас делали? Подспорье-то немалое.

      Таисия нарядилась сама, достала вышитую собственноручно рубашку для Сергея, еще раз оглядела свою семью.

      – Ну что, с богом.

      Мелеховы новую семью увидели издалека.

      – Отец, гляди-к, никак Тайка со своим семейством! – закричала на всю избу Настена.

      Яков поначалу растерялся. Год не виделся и не разговаривал с дочерью. Сильно он осерчал на нее, обиду затаил. Но в душе все равно оправдывал.

      – Ничего, жилистая, вытянет. Главное, решение сама приняла и не жалуется, не бежит обратно к матери плакаться.

      Время от времени спрашивал за ужином у Настены:

      – Как эта-то?

      Настена сразу же понимала, о ком речь.

      – Я почем тебе знаю, – для виду отвечала по первости она.

      – Цыц, тебе говорю. Еще ваньку тут валять мне будешь. Говори, чего знаешь.

      Настене становилось обидно. И она скучала по дочери, и повидаться охота было, и сердце болело. Но поперек мужа пойти она не могла. Решение принято, и оно для всей семьи. Жена должна мужа поддерживать во всем. И раз он решил так – закон.

      С Тайкой общалась только Фекла. Она уже жила отдельно и прямого отношения к семье не имела.

      – А мне что, – говорила боевая сестра, – вы ее вычеркнули, вы с ней и не общайтесь. А мне она сеструха. Негоже родни сторониться, сами учили.

      Аксинья и Устинья со своими мужьями жили далеко. А Серафима (они с Тайкой были погодками) также ослушаться родителей не смела.

      – Фекла что сказывает? – повышал