Домой не по пути. Эшли Дьюал

смотрит на меня. Лицо у него в блестящих капельках, а глаза мутные и горящие. – Знаешь, я хотела тебе сказать…

      – Скажи.

      – Спасибо. – Гудмен сводит брови, а я торопливо объясняю: – Ты спас меня от предков, позволил поехать с вами. Я знаю, что подружка Кори не вписывалась в ваши планы.

      – Благодаришь меня за то, что я врезал твоему отцу? – Уилл шумно выдыхает дым от сигареты. Вид у него какой-то растерянный. – Чего ты ждала?

      – В смысле?

      – Ты застряла в этом городке с уродами, которые тянули тебя вниз. Но ты не рвалась наружу, ты чего-то ждала.

      – Я надеялась, что…

      – Надеялась, – перебивает Уилл, – на надежде далеко не уедешь. Чтобы уехать, нужно подняться с места, взять ключи и завести двигатель.

      – Ты ничего обо мне не знаешь.

      – Я много знаю о тебе – и без рассказов Кори. Ты из тех, кто чего-то стоит, но ничего не делает. Тебе разбил нос родной отец, а ты уезжать не хотела. Да ты должна была вцепиться в мою ногу и заставить меня вытащить тебя из этого дерьма.

      – Ого, да ты уже выпил!

      – Ага! – Уилл усмехается. – Я красноречив?

      – «Вытащить тебя из этого дерьма!» – с выражением повторяю я и киваю. – Я тебе почти поверила. Если бы ты еще добавил: «Человек – хозяин своей судьбы!» – я бы вообще растаяла, серьезно.

      – А ты не пьешь?

      – Странный вопрос.

      – Почему? Все пьют.

      – Да, все. И мой отец, который разбил мне нос, как ты верно заметил.

      – Так это самоотрицание?

      – Нет, это нежелание походить на животное.

      – Такое ощущение, что я разговариваю со своей мамой. – На лице парня появляется нахальная улыбка, и он придвигается ко мне так близко, что нас разделяют сантиметры, а может, и миллиметры. Его голубые глаза с интересом меня изучают. – Необязательно избивать дочерей после одной или двух рюмок, птенчик. Люди пьют, чтобы расслабиться, а тебе нужно расслабиться. Ты выглядишь уставшей.

      – Я же сказала, день был длинный.

      – Ты выглядишь уставшей от жизни.

      Поджимаю губы и медленно отвечаю:

      – Жизнь тоже оказалась длинной.

      – Тебе и тридцати нет.

      – Но мне уже хватило.

      – Ничего ты не понимаешь, птенчик, – уголки его губ дрогнули, – или просто не почувствовала. От нас зависит, какая наша жизнь. И от нас зависит, нравится она нам или нет. Тебе она не нравится, потому что ты ничего не испытала. А я боюсь умереть, правда.

      – Тебе нравится жить?

      – Честно? Жизнь паршива, но она не перестает меня удивлять, а это я люблю.

      Замолкаем на некоторое время.

      – Ты назвал фамилию Рэя. Она длинная и сложная. Ты его уважаешь.

      – Рэй Декарпентер – не человек, он – музыка. Живая, с ногами и руками.

      – Он тебя удивил.

      – Правильно, птенчик.

      – Моя фамилия Баумгартен.

      Уильям прыскает со смеху.

      – Кошмар, птенчик. Просто кошмар. Но я ее запомню.

      – Запомнишь? – Я недоуменно пожимаю плечами. – Почему?

      – Мне