Обратные композиции. Андрей Тавров

реализм метафоры, метаморфозы, постижение реальности во всей широте ее превращений и переносов»5. Ему отчасти вторит Владимир Аристов: «Метареализм можно попытаться определить как способ изображения в постоянном преобразовании, метаморфозе, трансформации»6; и Марина Кузичева отмечает, что движение, преобразование «момент принципиальный в построении образа у „метареалистов“»7. Действительно, у Таврова превращения перманентны: пространства, времени, любых «твердых» форм, вернее, как раз «твердых» форм поэтому у него и нет. Все течет, все видоизменяется, и не метаморфоза оправдывает применение метафоры, а, кажется, наоборот, метафора едва успевает отображать очередное превращение.

      Аристов в «Заметках о „мета“», характеризуя сущность метареалистического подхода, говорит о формуле «это есть то» (вместо «это похоже на то»); Михаил Эпштейн – о «единомирии», о том же самом, по сути: нечто не есть символ другого, названное не отсылает к миру идей, но совмещает в себе вещь и идею.

      Мы тянемся стать лучом, продолжиться и долететь.

      Нащупать себя культей

      увидеть свою спину

      выпить сухую воду

      Продолжится и долететь

      выворачиваясь в безмерное и с нами идет птица лебедь или воробей.

      не сходя с места.

             Так пловец на дистанции переворачивается у стенки

      и бассейн вместе с ним, и он плывет уже в другом мире,

      но в той же воде, закидывая мускулистую руку в кроле

      в живой воздух наполненный богами чистых соответствий,

      и он здесь и не здесь

                    и он придет первым но

      ему это уже неважно после переворота

                            только новое тело играет

      меж звездами и тихой землей, как конь, как родник

(«Переворот»)

      И все же эти стихи – не самая безропотная иллюстрация к тезису «единомирия». Для Таврова принципиальна не столько единственность мира, или единство мира, сколько мир как единство. О каком единстве речь? Единством мы называем множество, состоящее из единиц, объединенных общим признаком, который и делает их принадлежащими к этому единству. В таком смысле политическая партия – единство, и нация – единство. И мир – единство, все составляющие которого объединены по общему признаку того, что все они есть. Однако очевидно, что и для Аристова, и для Таврова важен не такой смысл единства. «Это есть то» для Таврова значит не «одно конкретное нечто есть другое конкретное нечто», а любое «это» есть любое «то», из чего следует, что любое «это/то» есть ВСЕ. Но если все есть ВСЕ, это означает статику, некое неизменное состояние, что в принципе исключает метаморфозы: все уже = всему, а стало быть, никакие превращения невозможны.

      Разрешается же это противоречие в том способе, как именно метафора выявляет единство мира. «Возможной такая метафора становится в силу способности разорвать ткань и выявить некую особую

5

Эпштейн М. Тезисы о метареализме и концептуализме // http://www.cnrl.ru/prigov_bibl_o/prigov_lib_epstein1.html#tezisy.

6

Аристов В. Op. cit.

7

Кузичева М. Мир где нет исчезновенья // НЛО. 2013. № 5 (https://magazines.gorky.media/nlo/2013/5/mir-gde-net-ischeznovenya.html).