Спартак. Рафаэлло Джованьоли

взгляда, и спросил, стараясь сделать свой голос возможно мягче и нежнее:

      – Ты свободна, Валерия?

      – Мой муж разошелся со мной несколько месяцев назад, хотя без всякой позорной вины с моей стороны, если только…

      – Да, я знаю, – перебил Сулла, с которого Валерия не сводила нежного взгляда своих черных глаз.

      После минутного молчания диктатор спросил, понизив голос:

      – Будешь ты любить меня?

      – Всеми силами моей души, – ответила молодая женщина, потупив глаза, с обворожительной улыбкой.

      – И я люблю тебя, Валерия, как никогда еще, мне кажется, не любил, – проговорил Сулла дрожащим голосом.

      Он с минуту молча на нее глядел, потом взял ее руку, страстно прижал ее к своим губам и прибавил:

      – Через месяц ты будешь моей женой.

      Сказав это, он удалился из цирка в сопровождении своих друзей.

      III. Таверна Венеры Либитины

      В одном из самых отдаленных, узких и грязных переулков Эсквилина, близ древней стены Сервия Туллия и у самых Кверкветуланских ворот, находилась таверна, открытая днем и ночью, преимущественно ночью. Она носила название таверны Венеры Либитины, или Венеры Погребальной, покровительницы кладбищ и могил. Такое название объяснялось тем, что за Эсквилинскими воротами по одну сторону лежало кладбище для плебеев, а по другую тянулось до самой Сессорийской базилики широкое поле, на которое выбрасывали трупы рабов и преступников, предназначавшиеся на съедение волкам и хищным птицам. На этом поле, заражавшем своим зловонием всю окрестность, богач Меценат развел спустя полвека свои знаменитые огороды, доставлявшие своему владельцу превосходные овощи и фрукты благодаря обильному удобрению плебейскими костями.

      Над входом в таверну находилось изображение Венеры, но более похожее на безобразную мегеру, чем на богиню красоты. Болтавшийся по воле ветра фонарь освещал эту бедную Венеру, которая не выиграла бы, впрочем, и от лучшего освещения. Но и этого скудного освещения было достаточно для привлечения внимания прохожих к иссохшей буковой ветке, торчащей над дверью, и для нарушения мрака, царившего в этом грязном переулке.

      Посетитель, войдя в низкую дверь и спустясь по камням, положенным один на другой и заменявшим ступени, проникал в сырую и почерневшую от копоти комнату. Направо от входа помещался камин, в котором пылал огонь и варились в котлах различные кушанья; но лучше было не вникать, из чего их составляла хозяйка таверны, Лутация Монокола. Возле камина четыре терракотовые статуэтки изображали ларов, богов, покровительствующих дому, перед которыми лежали венки и букеты высохших цветов. Перед камином, на потертой позолоченной скамье, обтянутой красной материей, восседала хозяйка таверны в минуты, свободные от обслуживания посетителей. Вокруг стен тянулись скамьи, перед которыми стояли старые столы, а посреди потолка висела оловянная лампа с четырьмя рожками, еле освещавшими большую комнату.

      Против входной двери находилась дверь во вторую комнату, немного поменьше и почище первой;