Падение небес. Алексей Бобл

объявление на «Радио-Пустошь», находилась как раз на окраине поселка. Москвичи уже несколько раз предлагали Натаниэлю хорошие деньги за нее, но тот отказывался продавать бизнес и упорно держал низкие цены на топливо. Рядом с заправкой расположились заведения, принадлежавшие тому же Фишке, в том числе и кнайпа.

      – Заправимся, и в кабак, брага у Натаниэля хороша!

      Туран завел двигатель и поехал к окраине. А Тим не умолкал:

      – Вот же скверные нынче времена! Ты слыхал, Фишка вторую заправку поставил у Кривого оврага! Это значит что? Значит, бензовозы разъезжают туда-сюда, им охрана требуется, а Фишка жадный, нас не нанимает. А вот не случись нашествия мутантов, сюда бы московские диверсанты заявились. Тогда, будем говорить, пришлось бы Натаниэлю раскошелиться, заплатил бы он нам, а мы бы московских в щепки разнесли… – Белорус почесал большим пальцем рубец на скуле. – А когда война, он к нам не обратится, вот о чем я толкую…

      Туран не стал отвечать, он считал по-другому. Все равно местного продавца бензина москвичи дожмут, не сейчас, так попозже, когда свои проблемы с мутантами решат. Им точно не к спеху, им даже хорошо, что все фермеры и проходящие торговцы к Фишке заправляться ездят. Прикормил он людей низкими ценами.

      Заправка Натаниэля была укреплена лучше, чем поселок – стены в четыре кирпича, казематы по углам, добротные железные ворота. Над воротами на длинном штыре покачивался вырезанный из жести силуэт бензовоза, в двух местах пробитый пулями.

      Охрану на стороне Фишка не нанимал, службу у ворот несли его кузены и племянники, благо семья была большой и родни у торговца хватало.

      Как-то само собой вышло, что, когда они въехали на территорию Фишки, Белорус потащил Турана в кнайпу раньше, чем заправили «Панч». При этом заявил:

      Тим Белорус – как самоход,

      Нуждается в заправке,

      Залил горючки – и вперед!

      И сразу все в порядке!

      Туран не слушал стихов, он шагал за развеселившимся Белорусом, разглядывая стоящий у забора сендер. Дверца была распахнута, на сиденье и на земле рядом – не успевшие подсохнуть кровавые пятна. Да и в бортах свежие пробоины от пуль – сендер только что побывал в переделке. Во дворе никого не было, из приоткрытых дверей кабака доносился приглушенный говор. Белорус что-то еще трещал, сыпал веселыми прибаутками, но, едва шагнул за порог, в тень, сразу заткнулся. Молча снял очки и посторонился, пропуская Турана.

      Посреди зала сидел на полу тощий долговязый старик, сам Натаниэль. Перед ним распростерся парень в окровавленной одежде. Фишка положил голову покойника на колени, гладил бледные щеки и, раскачиваясь, причитал:

      – Внучок мой… наследник мой!

      При каждом движении старика по его лысине пробегали отблески огней ярких ламп, горящих под потолком. Вокруг толпились люди, десятка два – родня Фишки, батраки, кабацкая прислуга. В задних рядах тихо перешептывались. Туран уловил обрывки фраз:

      – Внук любимый, старик его хотел после себя старшим оставить…