Песчаный блюз. Андрей Левицкий

внимательно глянул на меня.

      – Чем странные?

      – А тем… ладно, – махнув рукой, я провел их с Захарием по лестнице в трюм и показал все, что осталось от груза.

      Осталось мало – ящики раздроблены, большинство перевернуты, яйца водяных курочек высыпались из них. Пол трюма покрывала неаппетитная смесь из давленных желтков, белков и осколков необычной голубой скорлупы.

      Захарий, обозрев трюм, молча ушел обратно. Это не его дело.

      Зато это было дело Михи. Он сразу побагровел, замахал руками и тонким голоском выкрикнул мне в лицо:

      – Музыкант, это что такое?!

      – А ты не видишь? – спросил я хмуро. – Твой товар.

      – Товар? Товар?! Нет тут никакого товара! Это называется бой, а не товар!

      – А что ж ты хотел, по мне из «гатлинга» стреляли и динамитом швырялись.

      – Ты должен был груз сберечь! – Он попытался схватить меня за воротник, и тогда я не выдержал.

      Я устал, глаза слипались, хотелось есть, в горле пересохло, а тут этот мелкий гад скачет вокруг, визжит да еще и дергает ворот моей куртки, а она, между прочим, считай что новая, всего три сезона ношу… В общем, схватил я его самого, приподнял и прижал спиной к переборке. Думал врезать для острастки по надутому брюху, но все же не стал этого делать, лишь сказал в красную морду:

      – На ферме вашей ящики ставили. Паковали, в трюме крепили… Ваши батраки, ваши с Христой. Если б нормально закрепили – они б не посыпались! А крышки почему с них послетали?!

      – А ты должен был проверить, как груз в трюме уложен! – выкрикнул он.

      – А я и проверил! – заорал я, распалившись пуще прежнего. – С виду все нормально было! Вернусь на вашу ферму – пристрелю тех сволочей, которые ящики мне грузили, передай это Христе!

      – Я передам! – завопил он, брызгая слюной мне в лицо, и пришлось отпустить его. – Я Христе все передам! Он с тебя шкуру спустит и на рогатинах растянет! Он тебя самого на рогатине растянет! Распнет, как того мутанта, чтоб груз его не гробил!

      – Да брось, – сказал я устало и шагнул к лестнице. – Это всего лишь яйца водяных курочек. Сколько они стоят? По пять медяков за ящик…

      – Яйца всего лишь?!! – выкрикнул Миха мне вслед и, подскочив, дернул за плечо так, что пришлось повернуться. – А ты видел, какого они цвета?! Это голубые яйца! Голубые!!

      – Ну так и что? – не понял я. – Да хоть розовые.

      – А то, что это новая порода! Христа этих куриц много сезонов выводил, чтоб они такими яйцами неслись… Они по серебряку за пару стоят!

      – Это еще что за цены? – удивился я. – Ты что плетешь? Ну, я тебе дам щас краску, выкрась свои яйца в голубой цвет – никто за них серебряка не даст.

      Миха глубоко вдохнул, положил ладонь на грудь, помассировал ее и заговорил тише:

      – Это особый сорт, Музыкант. Особая порода курочек. Опытная. В таких яйцах эти… белки какие-то невероятные, и еще что-то есть, чего в обычных нету. Кальций какой-то. И они вкусные, вкуснее обычных. Для Христы они как дети малые были. Любимые. Он столько с ними возился, и так уж горд был, что вывел