Сверх отпущенного срока. Екатерина Островская

отступил в сторону, пропуская в палату молодую женщину в черном платке. Это была жена начальника штаба.

      – Здравствуйте, Алексей, – негромко произнесла она и заплакала.

      Дальский поднялся ей навстречу, помог опуститься на больничный табурет, а сам сел на свою кровать.

      – Все, – сквозь слезы заговорила женщина, – все, кого я знала, погибли. Несколько офицеров только выжили, но они ничего не могут мне сказать, потому что не были рядом с Андреем. А вы…

      Она перевела дух.

      – Вы были с ним рядом?

      Дальский кивнул:

      – Был.

      – Вы видели, как мой муж погиб?

      – Нет.

      – Но вы видели его?

      Алексей еще раз кивнул.

      – Он был ранен?

      – Да, – подтвердил Алексей, – в живот. Но ваш муж считал, что раны не опасны для жизни.

      – Но ведь его нет. То есть нет среди мертвых. Может, он в плену?

      – Вероятно.

      – Андрей что-нибудь просил передать?

      Дальский отвернулся и посмотрел на пробуждающееся за окном серое утро. Снова кивнул, хотел заговорить, но не смог, потому что сдавило горло.

      – Я вас очень прошу, – прошептала женщина. И погладила Алексея по плечу. Точно так же, как это сделала совсем недавно Нина.

      – Он сказал, что очень любит вас, – произнес Алексей, продолжая смотреть за окно. – И сына любит, и дочку. Просил передать, чтобы Сережа поступал в Рязанское училище. И чтобы Аня нашла себе достойного человека. Еще он очень волновался, что дочка попала в больницу…

      – Анечка уже давно дома. Ей просто вырезали гланды.

      Дальский снова посмотрел на женщину, боясь увидеть ее слезы. Но та была спокойна.

      – Вы мне все сообщили? – спросила жена начальника штаба.

      – Все.

      – Ничего не утаили?

      – Нет.

      – Дайте клятву, что не обманываете меня.

      – Клянусь.

      Женщина ушла.

      Дятлов сел в кровати, потом смахнул что-то с лица, взял с тумбочки пачку сигарет, губами вытащил из нее одну, достал из кармана больничной пижамы спичечный коробок.

      – Леха, чиркни спичкой, а то я одной рукой не навострился еще управляться.

      Затянувшись сигаретой, прапорщик тут же резко выдохнул дым.

      – Мда… война… Даже не представляю, что с моей было бы, если б вдруг сообщили, что меня… того самого… Я ей про руку-то написал, но только что легкое ранение. А то, что руку по локоть оторвало…

      Алексей стремительно вышел в коридор. Рядом с дверью палаты, уткнувшись лбом в больничную стену, тихо плакала Нина.

      Праздничный день 8 Марта Алексей вновь провел в поселке Аксай. Как и в прошлый раз, все сидели за столом, а потом родители Нины отправились ночевать к родственникам. Когда они уходили, сумрак еще не окутал двор, и Дальский был совершенно трезв. Зато ночью они с Ниной долго говорили о совместном будущем.

      Вообще-то самые большие ошибки совершаются на трезвую голову. А по пьянке только преступления. Вроде Чеченской войны. Впрочем,