Босиком в Рай. Максим Александрович Пыдык

бора.

      Когда в свои пять – шесть лет все мальчики открывали радости игр в супергероев и смотрели мультики по СТС, Лёшик впервые попробовал понюхать пакетик с краской. И так ему это дело понравилось, что стало оно спасением всей его жизни. И даже, когда Лёшик познакомился с клеем, тот не смог затмить его беспредельную преданность. Правда, чуть постарше, Лёшик на несколько месяцев изменил своей любви, сперва увлёкшись различными сортами трав, а потом спутавшись с феном и даже насваем, но всё же он вернулся к верно ждущему его «радужному» химикату.

      В детстве, когда Лёшику не давала уснуть бухая компания отчима, бедолага убегал на стройку, где мог часами неподвижно смотреть на луну, потягивая носом краску из пакетика. Никто не знал, о чём тогда думал этот упоротый малыш, возможно, и он сам.

      Когда все мальчики благоговейно замирали при виде взрослых и робко бормотали себе под нос «драстуйте», Лёшик поливал их звонким и радостным матом. У него даже была любимая тётенька – мамка Димки Чёрного. Бесёнок всегда поджидал её после работы и встречал из-за угла дома прекрасными эпитетами, метафорами да сравнениями.

      Когда все дети поступили в школу, у Лёшика начались первые поллюции, и через полгода, всё на той же на стройке он узнал, что такое пьяный секс с общедоступной четырнадцатилетней.

      Взрослел Лёшик быстро. Точнее сказать, что он сразу и родился взрослым. Осознанный живой взгляд, отмеченный каким-то озорством и чертовщинкой. Он как будто бы смотрел на «важный» мир и готов был вот-вот рассмеяться его серьёзности. В тоже время в глубине покоились грусть и тоска, присущие дворовым или детдомовским. Но тоска тоске рознь! И у Лёшика она была не безысходной – его тоска была застывшая, как лёд по осени, когда впереди зима, и ты съёживаешься, потому что ещё полгода жести, но всё равно ты знаешь, что, рано или поздно, наступит же долгожданное тепло. Вот и Лёшик знал. С самого детства знал. А потому верил, что стужа затихнет, и жизнь вынесет его приятным течением в уютный залив, встретит шершавым сухим песком, а потом и вовсе выведет за ручку в какой-то другой ласковый мир. Он уже родился с этим. И никакая Библия, никакой интернет, никакая хитрая теория не смогли бы сбить его с пути. И именно по этой весомой для себя причине Лёшик никогда не сидел за партой. Как-то, хер его знает, как он научился писать. И читать тоже научился. Не гимназист Лермонтовской академии, конечно, но достаточно для того, чтобы сочинять рэп в конце девяностых.

      Характер у Лёшика был задиры, по малолетке показушника. Вот однажды, было ему лет шесть – семь, нашёл он нормальную палку, человеческую такую палку. Ей Богу, грех такую не взять. С ней и тварей из преисподней уничтожить можно и врагов нации, и кого угодно вообще. Короче, оружие универсальное, адаптивное и неуязвимое при условии, что у тебя работает воображение, конечно. И, уж не сомневайся, у Лёшика-то оно било фонтаном. Молодой Ланселот, он так и набросился на трёхглавую, дышащую гневом и пламенем, бестию. А какая у той была чешуя! О, такую чешую не сокрушил бы и сам Артур, хоть даже и заговори его меч Мерлин трижды! Лёшика было не остановить. Несмотря на хищный, жадный до пиршества человеческой плотью оскал извилистой гидры, он ловко парировал все её выпады. Проворный, полный сил и здоровой ярости, Лёша оставался непобедим ровно до тех пор, пока какая-то обрюзгшая старая гнида не заверещала на всю дорогу:

      – По голове себе постучи, малолетний вандал! Для тебя что ль де́ревца-то садили? Понаражають дегенератов!

      Но и Лёша был не промах. Жадно кромсая на куски пышный куст какого-то непонятного растения, он даже не отрывался на жаждущую внимания хромую бакланку. Прокричал между делом:

      – Пошла в пизду, лысая морковка!

      – Да как ты смеешь, недоносок! Ишь ты! – возмущенно раскраснелась та – Мал ещё перечить. Всё твоей матери-то, паршивец, расскажу. Уж она-то отлупит тебя.

      – Ага, давай, – огрызнулся тот, увлеченно впившийся в своё дело – Заодно напомнишь ей, как меня зовут!

      Никто не знал, откуда появился Лёшик. Болтали, что его выносила Райка – алкашка, которую все подряд трахали в подвале. Но так как Райка давно уехала, спилась, умерла или просто пропала без вести, то она не могла опровергнуть или подтвердить слухи. Из них же следовало, что Лёшика подобрал другой местный пропойца и бывший зэк по совместительству – Сипатый, которому нужен был мальчик на побегушках. Старожилы района говаривали, что Сипатый принёс Лёшика из какой-то подворотни, где его не то выбросили, не то потеряли. Короче, мутная история. Впрочем, сам Сипатый теорию эту поддерживал.

      Лёшик же, как только научился говорить (а научился он рано и нередко нёс, что ни попадя), каждую неделю придумывал себе новую маму и новую историю разлуки с ней. Всех это невероятно веселило, и каждую неделю они обращались к нему за очередной сказкой. Самой распространенной была та, в которой его крадут цыгане и отдают в рабство на каменоломню.

      А когда парни поступили в пятый класс и начинали познавать рамсы, Лёшик зацепился за ручку поезда и умчался на Сахалин.

      Так говорили. Хотя многое говорили. Были версии, что сгинул Лёшик не пойми, где. И что скололся, и снюхался. Конечно, сочиняли и совсем уж небылицы – Сипатый