Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник). Юрий Никитин

Он вскинул меч и, прикрываясь щитом, вращал мечом над головой, готовый в любой момент обрушить тяжелый удар меча, равного по весу боевому молоту. Томас стал хрипеть громче, уже не скрываясь, отступил на шаг, потом еще и еще. Граф взревел победно, ринулся вдогонку.

      Томас внезапно остановился и сделал быстрый шаг вперед. Тяжелый меч графа поспешно поднялся над головой, Томас вскинул щит, а сам как можно сильнее ударил в единственное место, где, как рассмотрел в момент схватки, иногда возникала узкая щель между краем булатного панциря и массивом наплечной брони.

      Сейчас, когда он вскинул меч над головой, щель снова появилась, и узкое лезвие меча Томаса вонзилось, он ощутил сопротивление кольчуги, толчок, с которым меч прорвал ее, затем толстый свитер и – ни с чем не сравнимое греховно-сладостное ощущение, когда острая сталь рвет плоть противника, рассекает мышцы и крушит кости…

      Он содрогнулся под чудовищным ударом. Раздался жуткий грохот, щит разлетелся в щепки. Граф попытался вскинуть меч для второго, уже смертельного удара, но заревел, покачнулся, рука с мечом начала опускаться. Томас вырвал меч из раны, поспешно отступил. Ноги дрожат, как у новорожденного олененка, едкий пот выжигает глаза, горячие струйки бегут по лицу, груди, щекочут между лопатками.

      Граф шагнул к Томасу, колени подогнулись, на трибунах ахнули, когда он рухнул и завалился на бок. Томас некоторое время ждал, но вовсе не потому, чтобы увериться в поражении противника, нет сил поднять меч в знак победы, а хриплое дыхание заглушило бы победный клич.

      На арену выбежали оруженосцы графа, его подняли, усадили, поддерживая под спину, Томас молча порадовался, что ничего не сказал, так он выглядит куда христианистее, что очень важно, деревянными шагами пересек арену и, оказавшись перед помостом, где сидит король, преклонил колено.

      – Ваше величество, Господь Бог указал виновного.

      Король промолчал, его взгляд через плечо Томаса заставил того обернуться. Оруженосцы удалились, явно сконфуженные, а Лангер, опираясь на меч, поднялся и ненавидяще смотрел на Томаса. Томас вздохнул, сразу ощутив, насколько он избит, изранен, все тело в кровоподтеках.

      – Сэр Лангер, – сказал он громко и звучно, – ваша презренная жизнь в моих руках. Но я христианин…

      Граф, зарычав, поднял меч и двинулся на него, как медведь, вставший на дыбы. Томас легко уклонился от сверкающего лезвия, сам с наслаждением нанес сильнейший удар мечом в голову. Раздался звон, граф закачался и рухнул на колени.

      Томас договорил, стараясь, чтобы голос звучал так же уверенно:

      – …и как христианин я дарю вам остатки вашей презренной и насквозь вонючей жизни, чтобы вы провели ее в муках остатков зачатков совести… Но сперва вы должны признаться громко и ясно, чтобы услышали все, что вы грязно и низко оболгали мои благородные устремления…

      Граф хрипло выругался, снова встал на ноги и шагнул к Томасу. Его шатало так, что он делал больше шагов в стороны, чем вперед, за ним оставались