Связанные любовью. Евгения Перова

он

      восседает на муле,

      он устал, он ведет легион

      электрических стульев —

      бородач, воскрешенный старик,

      басурман горбоносый,

      я жена твоя, вот мой парик,

      оторви мои косы —

      это сон о прохладе ручья

      тишину обнажает,

      потому что я ночью ничья —

      ни своя, ни чужая…[3]

      Мурашки побежали у меня по коже. Какие странные стихи! Страшные, завораживающие, полные темных смыслов. Неужто – мамины?! Потом я принялся за тетрадь – прочел все залпом и долго сидел с закрытыми глазами, осознавая прочитанное. Прочел еще раз, уже медленнее. Вот тут и обрушилась на меня обида – горькая, злая, несправедливая. Почему? Почему мама не рассказала мне правду? На седьмом десятке лет узнать, что ты всегда считал своим отцом совсем не того человека! Я же всю жизнь мучился этим родством, переживал, что и в моих жилах течет кровь Кратовых! И слабым утешением было известное изречение: «Сын за отца не отвечает». Эх, мама-мама…

      Я не выдержал и позвонил Нине. Так прямо и ляпнул:

      – Ты представляешь? Оказывается, моим отцом был какой-то Юрий Тагильцев!

      – Как ты узнал? – спросила Нина. – И он не «какой-то», а известный писатель. Тот самый Тагильцев.

      – А ты что, знала?!

      – Гоша, успокойся! Скажи, откуда у тебя эти сведения?

      – Я нашел тетрадку с его записками! Там мое фото. И мамино. Я помню то, что он описывает – дачу в Тарасовке, нашу люстру. Помнишь, мы продали ее, чтобы ремонт сделать после смерти отца? То есть… Черт побери, Нина, так ты знала или нет?!

      – Гошенька, я знала. Как раз тогда и узнала, когда Кратов умер. Случайно! И мама просила, чтобы я тебе не рассказывала.

      – Почему?!

      – Ну, ты же всегда ее боготворил! Она боялась, что упадет в твоих глазах.

      – А кто такая Надежда Анатольевна?

      – Это жена Юрия Тагильцева. Ты не помнишь ее? Она бывала у нас в доме. Очень милая дама.

      – Не помню. Послушай, так я, выходит, тебе не брат?! Не совсем брат?

      – Гошенька, ты мне совсем-совсем брат. Тагильцев и мой отец тоже.

      – То есть как?! А что же… Но почему?!

      – Послушай, я приеду, и поговорим, хорошо? Я все тебе расскажу, что знаю. Ты только не волнуйся, тебе вредно! Я в субботу приеду, раньше никак не смогу.

      Я бросил трубку. Нет, до субботы я ждать никак не мог, поэтому снова открыл тетрадь и набрал телефонный номер, записанный мамой. Мне ответил звонкий девичий голосок, и я невольно изумился, когда в ответ на мою просьбу позвать Надежду Анатольевну голосок ответил: «Это я». Сколько же ей лет?!

      – Да-да, это я, не сомневайтесь! – словно почувствовав мое изумление, сказала Тагильцева. – Просто у меня голос молодой, как у пионерки, а так-то я давно пенсионерка. А вы кто?

      – Я Георгий Кратов.

      – Гошенька! – радостно воскликнула Надежда. – Как я рада вас слышать! Как вы поживаете?

      – Хорошо, спасибо, – растерянно ответил

3

Стихотворение Ганны Шевченко, 2015.