Дом последнего дня. Заза Двалишвили

тихо журчащая, сонная река. Ночами при лунном свете гладь ее переливается серебристыми волнами, а под утро населяющие ее берега лягушки заводят такую оперу, что никакой Ла Скале не приснится. Услышав их кваканье, вероятно, сам великий Карузо побледнел бы от зависти, и притом, этими концертами можно наслаждаться ежедневно и совершенно бесплатно, вот только рано надо встать и спуститься к реке. С запада деревня обрывается глубоким полутемным ущельем, по дну которого бежит отнюдь не сонная, а, наоборот, шумная и веселая речка, стекающая вниз небольшими водопадами. К северу, поднимаясь в гору по извилистой, похожей на змейку, тропинке, ты упрешься прямо в кладбище. Оттуда, сверху, мир потусторонний смотрит на наш мир, словно взрослый на ребенка. За кладбищем начинается темный густой лес, про который существует столько преданий и примет, что одному туда и заходить страшно. С востока село наше упирается в огромную черную скалу, называемую еще скалой Амирани. Амирани – это древний герой местного фольклора, грузинский вариант Прометея. По преданию, именно на этой скале разгневанный бог приковал взбунтовавшегося героя, следы от чего заметны и по сей день. Судя по ним, торс и плечи у Прометея-Амирани, действительно, были могучие и мускулистые. Предание об Амирани я слышал с самого рождения и считал, что он – один из жителей нашего села, только живший давным-давно. Каково же было мое удивление, когда уже школьником из учебников истории я узнал, что Прометей – это герой-титан из древнегреческих мифов. И это не единичный случай в таком роде. Порой предания и реальность самым странным образом пересекаются друг с другом. Еще мой дед в детстве не раз видел, как местные крестьяне добывали золото в горных реках с помощью овечьей шкуры. Овчину, желательно с густой шерстью, просто стелили в реку поперек водного потока, заранее закрепляя ее веревками, чтобы не унесло течением. Спустя сутки ее вынимали из воды, и вся шкура светилась золотом. Вот вам и миф о «золотом руне». Оставалось лишь высушить овчину и стряхнуть с нее драгоценную пыль.

      Когда ты родился и вырос в таком краю, то как-то по-иному воспринимаешь мир. Я, например, запросто могу представить себе, какими могли быть герои Гомера, доживи они до наших дней, да и представлять их не надо: достаточно приехать в наше село – и вот они, перед вами. Каким-то чудом высокие кавказские горы, оградив от внешнего мира, донесли до наших дней часть того волшебного мира, где человек и природа, небо и земля были единым целым, где человек был больше, чем человек. Мир сказок и мир реальности объединены здесь самым причудливым образом. Миф и сказка похожи здесь на реальную жизнь, а реальная жизнь – на сказку; и порой не отличить, где сказка, а где – явь. Поэтому пусть не удивляется читатель всему тому, о чем будет рассказано ниже. Я буду повествовать на языке того мира, в котором родился и вырос.

      …

      – Свобода – это одиночество, уйдешь от одиночества – и ты уже не свободен, – сказал как-то наш Гоги, когда спросили его насчет женитьбы, а потом добавил, – Говорю я вам: все беды идут от женщин.

      – Но ты же не можешь всю жизнь оставаться один. Мужчина должен жениться, завести семью, – возразили соседи.

      – Зачем?

      – Как это зачем, ведь тошно станет жить одному.

      – Или вдруг влюбишься в кого-то, что тогда будешь делать?

      Гоги, нахмурив брови, как мальчик, стоящий перед трудной задачей, некоторое время обдумывал ответ, а потом, стукнув кулаком о стол, выпалил:

      – Убью! Точно убью!

      – Кого?

      – Либо ее, либо себя, а может, обоих вместе!

      Такой ответ весьма развеселил соседей, они похлопали парня по плечу и смеясь, разошлись по домам. Что взять с сумасшедшего, ведь Гоги был деревенским дурачком.

      В Грузии каждая деревня имеет своего сумасшедшего, без этого никак нельзя; и если даже все жители села – люди с нормальной психикой, они все равно найдут среди себя кого-нибудь для этой роли. Лишь бы был тот хоть немного странным и чудаковатым, или, на худой конец, чем-то отличался от остальных, и этого будет достаточно. Гоги буйным не был и камней в людей не кидал, жил он один в дедовском доме, битком набитом книгами. Злые языки утверждали, что на почве этих книг у него и поехала крыша. К этому добавилась и учеба в художественной академии, где проучившись два семестра, он неожиданно все бросил и вернулся в родную деревню. Односельчанам все это действительно казалось весьма странным. Не было у Гоги ни коровы, ни овец, ни своего хозяйства, даже не понятно было, на что жил и чем питался. Рассуждал он вполне здраво, иногда даже высказывал умные мысли, видно, сказывалось влияние дедовской библиотеки; но порой наступало у него умопомрачение, и тогда сразу становилось ясным, что с головой у парня не все в порядке. Несмотря на спокойное выражение лица, со взлохмоченными волосами, одетый в протертую до дыр овечью шкуру, смотрелся он весьма странно и чем-то походил на снежного человека, каким его обычно изображают на страницах различных журналов. Эта овечья шкура и была его верхней одеждой круглый год, и в жару, и в холод.

      Кто бы мог тогда предвидеть, что высказывания этого чудака насчет женщин и женитьбы сбудутся столь роковым образом, однако все случилось именно так, особенно насчет того, что все беды идут