Осень на краю. Елена Арсеньева

Вот так и напишите.

      – Для газеты?! – не веря своим ушам, пробормотал Шурка.

      – Ну да!

      – А вы что же, газетчик?

      – Ну, знаете! – хмыкнул чиновник. – Газетчик – это который по Покровке носится да орет, словно очумелый: «Новое наступление противника на Западном фронте!»

      Он так похоже кричал писклявым мальчишеским голосом, что Шурка невольно захохотал.

      – Это – газетчик, – повторил новый знакомец. – А я – газетный репортер. Пишу то, что вы все потом читаете.

      – А для какой газеты вы пишете?

      – Для «Энского листка», разумеется. А вы что думали, для «Ведомостей» или «Волгаря»? – В голосе репортера прозвучало такое пренебрежение, что Шурке стало ужасно стыдно, что он мог хотя бы предположить подобное.

      – Нет, нет, я так и понял, что для «Листка», мой отец его всегда читает, – быстро принялся оправдываться он. – А как ваша фамилия?

      – Моей фамилии ты не увидишь, у нас у всех псевдонимы. Мой, к примеру, псевдоним – Перо.

      – Перо?!

      Шурка чуть не сел, где стоял, прямо в пыль дорожную.

      – Здорово! Вот знал бы отец, что я со знаменитым Пером буду разговаривать…

      – А кто твой отец?

      – Присяжный поверенный Русанов.

      – Ну ты только представь: вот открывает отец твой газету, а там – ваша фамилия… Зовут тебя как?

      – Шурка… в смысле, Александр.

      – Ну вот, открывает он газету, а там заметка и подпись – Александр Русанов. Прославишься! – уговаривал Перо. – И всего-то нужно для этого – сесть и написать про то, как в Энске пленного Вильгельма дурацкого ждали.

      – А где писать-то? Прямо на улице, что ли? – спросил Шурка, уже сдаваясь.

      – А пуркуа па? – спросил в свою очередь и Перо. – Вон, видишь, какой хороший пенечек, рядом с часовней? Садись, а я подожду. Но ты все же побыстрей пиши, а то февраль ведь, небось не июнь. Холодновато!

      Ну, Шурка сел на пенек рядом с часовней Варвары-великомученицы, вынул карандаш, положил на свой твердый ранец листок, вырванный из репортерского блокнота Пера, и в две минуты описал все, что видел и слышал. Перо не успел еще папироску выкурить! Шурка заметил – он курил «любимицу публики, боевую папиросу «Кумир», о которой в «Энском листке» из номера в номер печаталась целая эпопея. «Ну сущая «Одиссея»!» – посмеивался отец, читая о новых и новых приключениях храбреца Маркела, большого любителя папирос «Кумир». Этот Маркел сначала работал на заводе, жил себе да жил, а потом его призвали в армию. На сие событие «Энский листок» совсем недавно откликнулся третьей главой «одиссеи» под названием «Маркел и «Кумир»:

      Наш Маркел втянулся в дело:

      Бил он немцев лихо, смело,

      Быстро навык приобрел,

      Как мышей, врагов колол!

      Но однажды на разведке

      Он застрял во вражьей сетке,

      А когда стал вылезать,

      Враг давай в него стрелять!

      Но Маркел наш сметлив был:

      Взял «Кумир» и закурил!

      Как отведал немец дыма,

      Пропустил он пули мимо!

      И,