Нуманция. Елена Турлякова

не дала ему и рта раскрыть, спросила вдруг:

      – Вы правда заставите меня убить своего ребёнка?

      Он нахмурился вдруг, спросил:

      – Ты что, уже беременна?

      – Не знаю… нет, наверное… – Она задрожала ресницами.

      – Где ты нахваталась этого? С этими девками, крутишься с проститутками, словно одна из них… Я же запретил, по-моему, нормальным языком, и ты сама сказала, что всё поняла… Что мне делать?.. Приказать тебя выпороть? – Она замотала головой, закусывая губу. – А что сделать?

      – Вы не понимаете… Вы на целый день уходите, у вас работа, какие-то занятия, что-то вы делаете там, вы не сидите тут, а я должна целый день с утра до вечера быть одна, я ничего не делаю, никого не вижу, ни с кем не общаюсь, я должна мучиться от безделья, что ли?

      Он перебил:

      – А чем ты в доме своего отца занималась? И скучно тебе не было?

      Она оторопела от вопроса и заговорила негромко, отвечая на вопрос этот растерянно, не замечая подвоха:

      – Я читала, ходила в гости, ко мне приходили в гости, я следила за розовым кустом в саду… Училась… Я общалась с людьми…

      – Одним? – перебил он её.

      – Что?

      – Я спрашиваю, ты следила за одним розовым кустом?

      – Да… Садовник мне больше не позволял…

      – Ха-ха-ха-ха-ха! – он засмеялся вдруг, качнувшись на пятках, а Ацилия нахмурилась – для неё тогда это было важно, она сама поливала его, обрезала… – Проклятье! Кого я у себя пригрел? Один розовый куст! А у тебя там не было одной овечки или одного оливкового дерева?.. Сумасшествие! – он усмехнулся, стёр выступившие от смеха слёзы. – Патриции… Богатеи, нахлебники, привыкшие загребать жар чужими руками… Вы проводите жизнь в безделье, в то время, как другие кладут головы, проливают кровь, свою и чужую, завоёвывают вам новые земли, золото и рабов… Получая за это смешные гроши!..

      – Но вы же военный!

      – А по своей ли воле? Ты знаешь? – Он качнулся вперёд, в упор глядя ей в лицо, прямо в глаза.

      – Нет, не знаю. Но, если вам не нравится – бросьте и уйдите… Займитесь другим, тем, чем нравится.

      Он усмехнулся, поймал её за руку, ещё ближе притягивая к себе, спросил:

      – А тебе нравится быть моей рабыней, быть моей наложницей? Возьми и уйди! Получится? Сможешь?

      Она промолчала, и он отпустил её, отошёл в сторону, уперев руки в пояс, стоял, опустив голову. Ацилия спросила вдруг:

      – Так, выходит, вы – такой же раб, как и я? – Он резко обернулся, сверкнув тёмными глазами, а она не дала ему и слова молвить. – Только, если я – ваша рабыня, то вы – раб обстоятельств… И я в лучших условиях – я могу уйти, удачно сбежать или дождаться помощи из Рима, и я никого не убиваю, ни над кем не творю насилия… А вы… – она не договорила – он дал ей пощёчину, ударил вскользь по губам, и рабыня замолкла, стирая след удара, уронила голову на грудь, зашептала, – Значит, я права… Вы такой же раб, даже хуже, потому что ваши обстоятельства заставляют вас рисковать жизнью. – Она вскинула голову, уперев в него взгляд. – Убивать других и жить за смешные гроши… Жить в постоянном