Смертельные змеи. Влада Ольховская

уверен… Может быть. Дальше я все помню урывками.

      – Странно, что вообще помнишь! Когда я нашла тебя, ты был в шаге от алкогольной комы… и от края крыши.

      – Это я как раз помню… Примерно. Я надеялся, что от бухла мне станет не больно, а стало, наоборот, больнее. Как будто алкоголь свел на нет все оправдания, которыми я раньше защищался… Все это показалось ненужным и ничтожным. Я был полностью уверен, что должен умереть… Дальше – провал, и я понятия не имею, на какой крыше я был… Ты хоть пытать меня можешь – я не воспроизведу адрес, по которому поехал.

      – Я могу сказать тебе адрес.

      – Не нужно… Я больше забыть хочу, чем помнить! Но крышу я помню… Как стоял там… Было такое чувство, что я должен умереть, хотя я жутко этого не хотел. Как будто меня казнят, а я сопротивляюсь – но и казню тоже я. Можешь начинать смеяться.

      – Да как-то не хочется, – вздохнула Александра. – Меня помнишь?

      – Тоже смутно, и чем дальше – тем меньше помню, какими-то урывками… Когда я проснулся тут, я помнил твое лицо и волчий вой… Помнил звук твоего голоса, но не слова. Помнил, что там, на крыше, я после звука твоего голоса почувствовал дикое облегчение, реально как будто камень с души… Что ты сказала мне?

      – Я разрешила тебе не умирать, – мягко улыбнулась Александра. – Ну а дальше?

      – Дальше – провал. Как будто ты мне что-то сказала – и я отключился, как мне хотелось с самого начала. Но ты ведь не тащила меня сюда?

      – Нет. Сам шел. Ты мне все твердил, что тебя не нужно отвозить в больницу.

      – В больницу и правда не нужно, – помрачнел мужчина. – Спасибо, что не отвезла туда… Да и вообще за все спасибо.

      – Рискованное решение с моей стороны, не скрою. Ты был очень плох.

      – А ведь я не алкаш…

      – Тем хуже для тебя: твой организм не был готов к такому удару.

      – Я хоть не сделал ничего совсем позорного?

      Александра вспомнила, как он стоял голый посреди ее прихожей и как она вела его в душ.

      – Нет, совсем ничего.

      – Я… благодарен. Правда. Хотя сначала я охренел: проснулся непонятно где, в голове будто гранату взорвали, все тело ломит, в памяти только крыша… Потом нашел твою записку и стало легче. Я бы свалил сразу, но тело тогда не особо слушалось. После таблетки и кофе полегчало, кое-как уполз. Я почти ничего не помнил, но осознавал, что облажался по-крупному. Я утешал себя только тем, что мне не придется больше с тобой встречаться, а значит, и свидетелей у моего позора не будет. Я был уверен, что никогда не вернусь сюда и не увижу тебя!

      – Я тоже. Что изменилось?

      Это и правда был самый важный момент. Александра умела считывать людей и предугадывать их действия. Она прекрасно понимала, что стала свидетельницей грандиозного позора в жизни молодого, обеспеченного, наверняка успешного мужчины. Такие люди не возвращаются во внезапном приступе мазохизма, и он не должен был.

      У нее пока не было никакого объяснения тому, что он здесь. Да и он вновь отводил взгляд, словно собираясь духом для