Седину лучше закрашивать кровью. Анастасия Андеевна Бабенко

пойдёт в четвёртый класс, она сама будет следить за причёской. Сейчас девочку меньше всего занимала неаккуратность волос. Её карие, бездонно черные глаза блестели слезами, а губки нервно дрожали. Олюшка обречённо металась по обшарпанному балкону хрущевки бабули, умоляюще мямля:

      – Папочка, ответь же мне!

      Девочка крепко сжимала два телефона, мамину раскладушку NEC и свой кнопочный черно-белый Nokia, попеременно набирая на них один и тот же знакомый номер. Потные её ручонки дрожали, пальцы не сразу попадали по нужным кнопкам, но Оля не сдавалась. Она верила, что папа ей наконец ответит. Он ведь не бросит её в беде, он ласково скажет те самые слова, которые она так ждёт:

      – Олюшка-кисёнок, не бойся, я сейчас приеду.

      Вместо голоса отца дочка в который раз слышала безэмоциональный ровный голос автоответчика. Он вторил всё то же: "Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети". Оля с надеждой тыкала кнопки телефонов, не переставая. Она позвонила папе уже пятьдесят семь раз, тридцать один звонок с маминого телефона и двадцать шесть со своего. Девочка позвонила бы ещё и пятьдесят, и сто раз. Лишь бы услышать папин голос. Но он упорно не брал трубку. Олюшка в пятьдесят восьмой раз нажимала клавиши тонкими трясущимися пальчиками. Пока пальцы девочки, уже мокрые от волнения, набирают цифры вызубренного номера телефона, в зале мама кричит на бабулю.

      Олину маму зовут Аня, в честь прабабушки Анны Константиновны, любимой всеми за доброту и кротость. Бывало, близкие сравнивали правнучку с Константиновной, ждали схожести в характере, но их ожидания не оправдались. Мама Оли, она совсем другая по темпераменту. Аня – живая женщина, немногим старше тридцати лет, со взрывным характером, откровенно-честная с окружающими, порой до грубости. Конечно, ей было далеко до тихой и невозмутимой прабабушки. Аня своё имя не любила, слыша в нём отголоски чужих надежд.

      Аня до того громко и эмоционально отчитывала бабушку, что её, крашенные в пепельный блонд, волосы, завитые в кудри, подрагивали в такт звуку голоса. Винная помада практически стерлась с губ, а тушь ссыпалась с ресниц, несмотря на небрежный вид, она выглядела завораживающе. Анина блузка, став полупрозрачной, прилипла к телу, отчетливо подчеркивая силуэт, созданный юбкой с завышенной талией. Будучи невысокой, ростом не больше 160 сантиметров, она своей осанкой и умением гордо держаться заполняла пространство показным высокомерием. Когда Аня начинала говорить, её уверенная и отчетливая речь будто проходила сквозь предметы, отлично дополняя визуальный эффект. Так и зал бабушкиной квартиры оказался во власти Аниной ярости.

      – Я же просила тебя всё проверять, все комнаты! Если бы ты была внимательнее, то ничего бы сейчас не было! – без капли сочувствия к матери, возмущалась Аня.

      – Аня, ты же знаешь, – отвечала бабушка. – Я плохо стала слышать, журчание воды и подавно. Да, виновата, сразу тебе не позвонила.

      – Ты же прекрасно знаешь, начался отопительный сезон! Батареи старые, они могут потечь! И они потекли! Вот что мне теперь делать?

      – Анюта, ничего такого страшного не произо… – не успела договорить Валентина Петровна, как её перебила дочь.