Ученик Путилина. Юрий Корчевский

бы на Монетном дворе печатали, были бы разные номера ассигнаций. А тот, кто сидит в подвале, делает оттиски на клише. Такая металлическая гравированная пластина.

      – Разумно. Но я хочу получить мнение профессионала.

      Скрябин предъявил дежурному офицеру у ворот крепости документы, и пролетка была пропущена. Павел несколько раз был в крепости, и сейчас ему было интересно, что изменилось? Булыжная мостовая, похоже, та. Памятника Петру нет, это понятно. В крепости полно солдат, многолюдно. Ныне военных практически нет, одни туристы. В отдалении, в другом конце крепости, считая от ворот, стоит солидное помещение Монетного двора. Слышен шум работающих станков, стук прессов, чеканящих монеты. Часовой на входе свистком вызвал караульного начальника, проверили документы и только тогда впустили. Шум внутри оглушал. Прессы с паровым приводом чеканили монеты, они со звоном падали в железные лотки. Скрябин, уже бывавший ранее на Монетном дворе, повернул к кабинетам начальства.

      Директор оказался на месте. Скрябин протянул ему поддельную ассигнацию.

      – Ваша работа?

      Директор начал при помощи лупы изучать денежку, потом вызвал главного мастера. Тот и без лупы определил:

      – Не наше производство. Когда ассигнацию поворачиваю слегка, сиреневый цвет таким и остается. А должен менять оттенок на фиолетовый. Один момент.

      Мастер вышел и вернулся с только что отпечатанной десятирублевкой, она еще пахла красками. Он положил обе купюры на сукно стола.

      – Присмотритесь, видите отличия?

      Если рядом две ассигнации, то отличия в оттенках есть, но они очень невелики, доступны опытному глазу, да и то с подсказки мастера. Кроме того, мастер сказал, что такие номера на ассигнациях были года три назад.

      – Сейчас уже серия и номера другие, извольте видеть.

      – А еще что можете сказать?

      Мастер взял фальшивку, помял в руках.

      – Бумага пеньковая, хорошего качества, краски тоже фабричные, но не наши.

      – Скажите, года три-четыре назад кто-нибудь из работников фабрики увольнялся?

      – И не один, – это уже директор ответил. – Надо бумаги поднимать, смотреть.

      – Меня интересуют граверы, художники, в общем – люди высокой квалификации.

      – Это будет долго.

      – Ничего, мы подождем.

      Из небольшого окна, выходящего к Трубецкому бастиону, было видно, как подъехала тюремная карета. Черный цвет, на маленьких оконцах – железные решетки, на запятках кареты два тюремных стража. Открыли заднюю дверцу, вывели арестанта в грубой, шинельного сукна, робе. На руках и ногах железные кандалы. Государственный преступник, только их перевозили с такими предосторожностями.

      Скрябин закурил папиросу, пыхнул дымом.

      – Кованько. Убил жандарма в Москве. Будет сидеть а, скорее всего, отправят на виселицу.

      Судопроизводство было скорым. Если есть улики, свидетели, чего ждать? Или каторга, или эшафот, если вина серьезна. Для солдат могут быть арестантские роты, вроде