Серебряные слезы. Татьяна Тронина

зеркало, которое висело у него в предбаннике. «Бледная – это верно, – отметила я. – Но до ангела мне еще очень далеко».

* * *

      Лето мое прошло так, как я и предполагала. Тихие библиотечные залы, запах книг, шепот скучающих библиотекарш за стойкой, скрип выдвигаемых и задвигаемых ящиков в отделе каталогов, ноющие в суставах пальцы – приходилось много записывать. Еще незримые беседы с Лосевым, Бердяевым, Федоровым, Владимиром Соловьевым… Еще стихи и проза – все то, что касалось ангелов. Ангел в русской литературе начала двадцатого века как символ смерти, как символ любви, творчества… Метафоры и прочая, и прочая…

      В августе начались вступительные экзамены в наш институт, и я заседала в приемной комиссии. Викентий бегал злой, замученный и еще более стальной, чем раньше, потому что комиссию завалили апелляциями и надо было противостоять двоечникам. Абитуриентов и в самом деле было очень много.

      Но в десятых числах стало немного легче, и он подошел ко мне.

      – Помните наш последний разговор? – спросил он.

      – Какой? Это когда вы посылали меня к нашему юристу?

      – Да ну вас, Елизавета Аркадьевна… Когда мы говорили о научной работе, которую вы пишете!

      – Ах, тогда…

      – Вот-вот, – удовлетворенно кивнул он. – Мы говорили о Калугине и его романе «Бледный ангел». Он, конечно, интересный, но будет еще интереснее, если вы съездите по одному адресу. Вы что-нибудь знаете о самом авторе?

      – Ничегошеньки. Умер в тридцатых или сороковых годах двадцатого века – больше никаких биографических сведений.

      – Детка, я вам предлагаю немного покопаться в прошлом. Вам это будет интересно и полезно, потому что о прочих авторах уже писано-переписано и надобно нечто новенькое. Небольшое открытие…

      – Да? А сами вы этим не хотите заняться?

      – Нет времени, – блеснул стальным взором мой босс. – И потом… особых сенсаций я вам не обещаю. Просто говорю – будет интересно…

      А я-то, наивная, поверила, будто он может поделиться со мной чем-то ценным!

      – Так вот… В ближнем Подмосковье, минутах в тридцати на электричке от трех вокзалов, в собственном домике доживает свой век внучка Калугина. Презанятная старушка… У нее могут храниться какие-нибудь архивы.

      – Я бы съездила, – согласилась я. – Тем более – всего тридцать минут… Но, Викентий Петрович, скажите, как вы умудряетесь обо всем знать? Тем более про какую-то старушку в Подмосковье… Признайтесь, вы – бог?

      – Елизавета Аркадьевна, душенька, я ненавижу комплименты, – взмахом стальных бровей остановил меня Викентий. – Я уже начинаю подозревать вас в том, что вы нарочно изводите меня таким образом. В тихом омуте черти водятся…

      – Вы посмотрите, как интересно получается – и ангелы, и бог, и даже черти в омуте… – мечтательно протянула я.

      – Короче – вот вам адрес и не мучайте меня больше. У меня, между прочим, голова третий день болит…

      – Но откуда у вас адрес?

      – У меня племянница там живет. Все очень просто, дитя мое!

      Он ушел, а ко мне подскочила Аглая.

      –