Промышленникъ. Алексей Кулаков

до того тот бесшумно и плавно передвигался.

      «Однако! Прямо не слуги, а духи бесплотные – паркет под ними не скрипит, ногами не шаркают, резких движений не делают. Видимо, потомственные лакеи. Или это их так выдрессировали?»

      Задумавшись над тем, где и как обучают многотрудному лакейскому ремеслу, молодой аристократ даже не запомнил, как дошел до прихожей (в которой вполне можно было одновременно принимать гостей числом с роту – размеры позволяли), натянул на руки перчатки и небрежным жестом принял от дворецкого свою шляпу.

      – Всего хорошего вашему сиятельству!

      Не отвечая (замечать прислугу было дурным тоном), зато вроде бы в никуда кивнув, он водрузил головной убор на положенное ему место и спокойно прошествовал к выходу. Где дюжий швейцар тут же потянул могучую створку двери на себя, умудряясь выглядеть при этом и важным, и подобострастно-почтительным. Миновав встрепенувшегося было извозчика, князь все в той же неспешной манере двинулся по заснеженной гранитной мостовой вдоль длинного трехэтажного особняка, который так и хотелось обозвать нескромным словом – дворец. Впрочем, воочию познакомившись с интерьерами фамильного гнезда Юсуповых, их гость только утвердился в том мнении, что по-другому его называть не было никакого смысла. Так как именно дворцом этот громадный особняк и являлся – старинным, сурово-строгим снаружи и мягко-уютным внутри. Правда, уют был с легкой примесью музейности: картины, гобелены, золоченая лепнина потолка и роспись стен, наборно-узорчатый паркет, а также многочисленные ценные и просто затейливые безделушки. Статуэтки, шелк и атлас, мебель чуть ли не позапрошлого века… Все это вместе создавало совершенно особую атмосферу спокойной неги и расслабленности на фоне поистине византийской роскоши. Которой хозяева совершенно не тяготились, даже можно сказать, что и не замечали – вот уже три поколения потомков знатного ногайского бека Юсуфа рождались и умирали во дворце на берегу небольшой речки Мойки, считая его всего лишь любимым домом.

      «И, как мне кажется, последний из рода по мужской линии может вскоре присоединиться к своим предкам. А жаль, не самый плохой человек на этом свете».

      Отдавая обещанный Николаю Борисовичу визит, молодой аристократ совсем не ожидал увидеть его в таком виде. Нет, костюм и манеры у князя Юсупова были привычно безукоризненны, а речи – приветливы и мудры, но вот здоровье явно пошаливало – полнота, одышка и набрякшие веки об этом разве что не кричали. Слишком уж часто для здорового человека он делал паузы и покрывался легкой испариной. Поэтому, когда хозяин дворца извинился и оставил своего компаньона на старшую дочь Зинаиду Николаевну, тот воспринял это с пониманием – любому было видно, что князю плохо. Настолько плохо, что даже удивительно, как его приняли – в аналогичной ситуации сам Александр посылал бы всех посетителей куда подальше. Из собственной постели или даже койки в лазарете – таким слабым-слабым, но в то же время очень энергичным голосом. Тем не менее признанная дива высшего света (некоторые, особо тонкие ценители